Девушка из Берлина. Вдова военного преступника - [34]

— Да, да, конечно, — отозвался тот, сразу же вставая с кровати вслед за Эрнстом. — Ложись и поспи немного. А мы будем поблизости.

Я была слишком уставшей, чтобы спорить, и свернулась в клубок на узкой кровати, подоткнув под себя все одеяла.

Мне казалось, что я проспала несколько часов, но когда я открыла глаза и застала Эрнста и Генриха в той же позиции, в какой они сидели, когда я засыпала, я поняла, что продремала не более пятнадцати или двадцати минут. Они по-прежнему сидели на сундуке у стены, притянув к себе ноги и обхватив их руками, чтобы хоть как-то согреться. Они похоже и не заметили, что я проснулась, и продолжали молча изучать пол перед собой.

— Не прислоняйся к стенке, — тихо поговорил Эрнст, легонько толкнув Генриха плечом. — Камень из тебя всё тепло заберёт, так что ты и не заметишь.

— Откуда знаете? — спросил в ответ Генрих также полушёпотом, но от стены всё же отодвинулся.

— Я работал в угольной шахте много лет назад. Не самое тёплое место, а особенно зимой.

— Вы? В угольной шахте? — удивление в голосе Генриха было самым неподдельным. — Признаюсь, если бы мне кто-то другой об этом сказал, я бы не поверил. Я всегда думал, что вы — потомственный юрист.

— Потомственный-то я потомственный, только вот не сильно мне это помогло, когда мой отец слёг с осложнениями от полученных на войне ранений, и соответственно не мог меня больше содержать. Мне пришлось самому платить за своё образование и жильё, если я хотел получить докторскую степень. Вот так и вышло, что днём я учился в университете, а в ночную смену спускался в шахту. — Эрнст отпил ещё немного из своей бутылки. — А затем Гитлер пришёл к власти и начал говорить нам, молодому и жутко голодному послевоенному поколению, что это всё евреи были виноваты. Понимаешь? Когда тебе двадцать, ты очень легко попадаешь под чужое влияние, а особенно когда тебе безустанно твердят, что в то время как евреи разъезжают на новёхоньких машинах и едят икру ложками, мы, арийцы, день и ночь спину гнём, чтобы хоть что-то на стол поставить. И со временем ты начинаешь во всё это верить, понимаешь? Так я и оказался в рядах СС, как только первые отряды начали формироваться на территории Австрии. Я впервые встретил Гиммлера в тридцать третьем, кажется… Он наговорил мне кучу лестных вещей; что им нужны были такие молодые, образованные лидеры, как я, которые смогут помочь им объединить наши страны, сформировать новый рейх, объединить наши братские народы. Я уже тогда получил свою докторскую степень и помогал своим товарищам из СС, предоставляя им бесплатную юридическую помощь, когда они попадали в неприятности с правительством. У меня очень хорошо получалось, и Гиммлер вскоре назначил меня командиром одной из дивизий. Он сказал, что моей главной целью было работать с целью достижения объединения Австрии и Германии, чтобы тогда мы, арийцы, могли взять назад то, что у нас наворовали евреи. Тогда это всё звучало весьма привлекательно.

Эрнст горько покачал головой и снова сделал несколько глотков бренди.

— Они ничего у нас не воровали, — тихо возразил Генрих. — Это были их деньги, заработанные честным трудом.

— Да, конечно, теперь-то я это понимаю. Теперь, я думаю, многие это понимают. Но тогда мы все были очень голодными и очень обозлёнными, и вот что из всего этого вышло. Они научили нас ненавидеть целую нацию, представляешь? А самое смешное, что большинство из нас евреев только по картинкам из «Штурмовика» и знали.

— А теперь у вас будет ребёнок с еврейкой.

Я никогда не ожидала такой прямолинейности от своего мужа, но должно быть алкоголь стирал многие границы. Они решили наконец-то поговорить по душам о том, о чём никогда и не обмолвились бы ни при каких других обстоятельствах.

— Это у тебя будет с ней ребёнок. Ты же на ней женат. Мне повезёт, если она ему хотя бы имя моё однажды упомянет.

Генрих помолчал какое-то время, а затем медленно проговорил:

— Знаете, она вас очень сильно любит.

— Не так сильно, как тебя. Иначе бы давно уже ушла от тебя.

— Но вы ведь никогда её об этом не просили? По-настоящему, я имею в виду.

Эрнст долго кусал ноготь и хмурился.

— Нет, и никогда не попрошу, — наконец ответил он. — Я и так знаю, что она скажет «нет».

— А что, если вы ошибаетесь?

— Ты что, от жены вдруг решил избавиться? — Эрнст попытался пошутить. Генрих обязал его вежливой улыбкой.

— Нет. Просто хочу, чтобы она была счастлива. А я знаю, что без вас она счастлива не будет.

— Ты — хороший человек, Фридманн. Как мне не хочется этого признавать.

Эрнст протянул ему руку, и Генрих пожал её после секундного раздумья.

— Спасибо… Герр обергруппенфюрер.

— Я думаю, что наша маленькая «семейная ситуация» отменяет подобные формальности, ты не согласен? — Эрнст ухмыльнулся. — Зови меня просто Эрнст.

— Хорошо. Эрнст. — Генрих тоже криво ухмыльнулся, и оба слегка чокнулись горлышками своих бутылок, прежде чем сделать очередной глоток.

— Я правда очень сожалею. Обо всём, — мягко начал австриец. — Не стоило мне это начинать с твоей женой.

— Это не только твоя вина.

— Очень даже моя, и только моя. Она всегда была тебе верна. Это я продолжал настойчиво её добиваться, хоть она и отталкивала меня каждый раз. Это я её во всё это втянул. Это только моя вина, и мне правда искренне жаль.