Девушка из Берлина. Любовница группенфюрера - [20]

— Да. Частичные, но всё же легко опознаваемые. — Он не смотрел на Мюллера, он смотрел на меня, и глаза его казались почти чёрными от едва сдерживаемого гнева.

— Ваши агенты никак не могли снять их с радио. Я жизнью вам своей готова ручаться. — Мне очень нужно было заставить его мне поверить. — Я никогда не касалась никаких радио, кроме официальных устройств здесь, в СД.

Он ещё какое-то время не сводил с меня тяжёлого взгляда, но затем всё же вернулся к изучению бумаг в моём деле.

— Ну? Что там говорится? — группенфюрер Мюллер заглянул в бумаги через плечо доктора Кальтенбруннера с явным интересом.

— Вообще-то, она права. Отпечатки были сняты с ручки чемодана, а не с самого радио. И частичный, смазанный отпечаток на одном из замков. Либо кто-то пытался их стереть, или же они уже там были до того, как кто-то начал использовать радио.

— Так это полностью меняет дело, разве нет? — Я скрестила руки на груди. Цианид во рту придал мне уверенность человека, который мог умереть в любую минуту, а поэтому ничего уже больше не боялся.

— И каким же это образом это меняет дело? — доктор Кальтенбруннер откинулся на стуле, дублируя мою позу.

— Я могла где угодно дотронуться до этого чемодана. Совершенно случайно.

Райнхарт рассмеялся, а Мюллер только улыбнулся.

— И часто вы трогаете чужие чемоданы? — снова спросил меня доктор Кальтенбруннер с явным сарказмом в голосе.

— Нарочно я ничьих чемоданов не трогала. Но вы должны признать возможность, что такое могло случиться.

— Это уже смешно, — фыркнул Райнхарт. — Да она над нами просто издевается. Разрешите направить к ней пару моих людей, она вам мигом всё расскажет.

— Я не помню, чтобы кто-то тебя спрашивал! — рявкнул на него группенфюрер Кальтенбруннер. — Убирайся к чёртям собачьим отсюда со своими советами, пока я к тебе людей не послал!

Добавив к этому пару весьма нецензурных выражений, он всё же не выдержал и долбанул кулаком по столу, да так, что Райнхарт решил ретироваться, пока второй удар не пришёлся по нему. Даже я инстинктивно дёрнулась на стуле, впервые видя доктора Кальтенбруннера в таком состоянии. Но я была рада, что он хотя бы решил выпустить пар на неживом объекте, вместо того, чтобы стукнуть меня по голове, а мне почему-то казалось, что он был очень к этому близок. Я бы тоже была, если бы вдруг выяснила, что кто-то, ради кого я фактически рисковала жизнью (а он именно это и делал, планируя для меня покушение на Гейдриха), всё это время нагло лгал мне в лицо.

Даже группенфюрер Мюллер почувствовал себя весьма некомфортно в присутствии своего австрийского коллеги, склонного к весьма резким и неконтролируемым приступам гнева, и решил также покинуть камеру под предлогом того, что забыл сигареты у себя в кабинете. Тем временем доктор Кальтенбруннер сделал глубокий вдох, явно пытаясь взять свои эмоции под контроль, и снова сосредоточил свой пристальный взгляд на мне.

— Хорошо. Давайте представим на секунду, что есть такая крайне невообразимая возможность. И где же вы могли по весьма невероятному стечению обстоятельств «случайно» взяться за ручку чемодана, в котором по ещё более невероятному совпадению находилось радио, принадлежащее одному из членов сопротивления?

— Я не могу просто так взять и вспомнить это сейчас. Мне нужно немного времени, чтобы подумать.

— У вас есть пять минут. Время пошло.

У меня всё сжалось внутри от одной только мысли о том, что он собирался сделать со мной по истечении этих пяти минут. Я прикрыла глаза рукой, потому что под его немигающим взглядом сосредоточиться было совершенно невозможно.

Где я могла дотронуться до чемодана? Просто какую-нибудь историю придумать с ним бы не прошло, это должен был быть настоящий случай, который кто-нибудь мог бы для меня подтвердить. «Чемоданы. Где их больше всего? На станциях, так? Я много куда ездила за последнее время, но точно ничего не трогала во время своих путешествий. К тому же, это должно было случиться в недавнем времени, потому что мои отпечатки были ещё свежими на нём. В последнее время я только ездила в Вену, на встречу с доктором Кальтенбруннером». Я чувствовала, как его взгляд прожигает дырку у меня в голове. «О Боже, он точно меня убьёт!»

«Так, ну-ка прекрати. Сосредоточься. Вена. Поезда. Станции». И тут меня вдруг осенило. «Поезд до Вены!!! Поезд, который чуть не сошёл с рельс, и где я помогла женщине с её чемоданом! Макс был со мной, он сможет всё подтвердить! Ну конечно!»

Я подняла голову, едва скрывая победную улыбку.

— Герр группенфюрер, я вспомнила.

Он выпрямился на стуле и слегка подался ко мне.

— Я вас слушаю, фрау Фридманн.

Прежде чем сказать что-то, что могло скомпрометировать нас обоих, я наклонилась к нему через стол и шепнула:

— Этот разговор ведь не записывается?

Я знала, что гестапо частенько такое делали — записывали допрос, чтобы потом преступнику было уже не отвертеться от своих слов, пусть и сказанных под пытками.

Доктор Кальтенбруннер слегка пожал плечом. Это было берлинское гестапо, а не его австрийское, и он не знал. Я на всякий случай решила говорить как можно более осторожно, учитывая ситуацию.

— Когда я ехала в Вену около месяца назад, по пути случился небольшой инцидент. Наш поезд чуть не сошёл с рельс, когда я шла к моему купе, и весь багаж попадал с полок. Там была одна женщина с малышом, которая не могла управиться с её сумками, и я решила ей помочь, потому как у неё руки были заняты ребёнком. Я попробовала поднять её чемодан обратно на верхнюю полку, но он оказался очень тяжёлым. И тогда хауптштурмфюрер Максимилиан Штерн — он также работает здесь, в СД — он по случайности оказался со мной в одном поезде, помог мне с её багажом. Я так хорошо это запомнила, потому что чемодан был очень тяжёлым, и я даже в шутку спросила её, не везла ли она в нём камни. Она ответила, что там были книги её мужа, и что он был профессором философии, кажется.