Девушка из Берлина. Любовница группенфюрера - [17]

Когда я открыла дверь в квартиру, толкнув ручку локтем (я забыла перчатки в церкви и теперь сделала себе мысленную заметку ничего не трогать внутри голыми руками), Адам уже работал с радио с наушниками на голове. Я решила не беспокоить его и пошла прямиком к окну, прислонилась к стене и слегка отодвинула пожелтевшую и изъеденную молью занавеску. Снаружи всё было тихо. Вот уже два года мы работали по одной и той же схеме, и они ни разу не смогли нас засечь достаточно быстро, чтобы отреагировать. Адам всегда работал невероятно быстро.

Но на этот раз случилось немыслимое. У меня глаза расширились в ужасе, как только я увидела чёрную машину, быстро приближающуюся к нашему дому со стороны переднего крыльца. Не могло это быть гестапо так быстро, просто не могло! Но рисковать я всё же не хотела, а потому немедленно бросилась к Адаму и начала трясти его за плечо.

— Адам, давай выбираться, быстрее! Гестапо здесь!

Он сдёрнул с себя наушники и уставился на меня.

— Что???

— Давай разделимся. — Я уже спрятала лист с шифровкой в карман платья, захлопнула чемодан поледеневшими за секунды руками и схватилась за ручку. — У меня машина на заднем дворе, о которой они не знают. Я попробую вывезти радио, а ты уходи по крышам; следующий дом пристроен почти вплотную, ты сможешь незаметно скрыться, пока они будут обыскивать квартиры.

Я была уже у двери, когда Адам попытался отнять у меня радио.

— Аннализа, подожди! Оставь чемодан, уходи одна!

— Адам, пусти!

— Да беги же уже!!!

Он вырвал чемодан из моих рук и побежал наверх, в то время как я стремительно бросилась в противоположном направлении. Квартира, в которой мы работали, была на третьем этаже, и единственным шансом избежать встречи с гестапо было выскочить через задний ход, прыгнуть в машину и всем богам молиться, чтобы они не перекрыли грунтовую дорогу у другого подъезда. Но если они окажутся внутри здания быстрее меня, никакой сквозной проход меня не спасёт.

Сердце бешено колотилось, когда я перепрыгнула через последние три ступеньки, ведущие на первый этаж. Я уже видела людей в гражданском, бегущим к дому едва ли в каких-то двадцати шагах от меня. Я быстро свернула к заднему ходу, выбежала на улицу, забралась в машину и вцепилась в руль, бормоча мерседесу слова благодарности за то, что завёлся с первого же оборота. Один из агентов выскочил вслед за мной — я заметила в зеркало заднего вида, как он брал мою машину на прицел. Но умирать в мои планы в этот день не входило, и я резко вывернула руль вправо, вдавив педаль газа в пол, на удивление гладко выехав из подворотни на главную дорогу.

Я гнала по улицам Берлина, не задумываясь даже, что обычная полиция запросто могла меня за такое остановить; все мои мысли были заняты попыткой понять, куда же теперь ехать. Оставалось только надеяться, что агент, стрелявший по моей машине и к счастью не попавший, не успел разглядеть моих номеров. Оставалось только надеяться, что Адаму удалось сбежать по крышам. Оставалось только надеяться, что он избавится от этого чёртова радио раньше, чем они его схватят, если такое всё же произойдёт.

— Дьявол! — Я редко ругалась, но в этот раз случай был вполне оправданным. Я только что вспомнила, что в кармане моего платья до сих пор лежала шифровка, которую Адам должен был сжечь согласно протоколу сразу после передачи. Обычно он все шифровки заучивал наизусть, но эти последние из офиса Мюллера были слишком длинными, и ему приходилось пользоваться записями. Записями, написанными рукой Рудольфа. С его отпечатками и скорее всего отпечатками Ингрид.

Одной рукой я нащупала записку в кармане и, не найдя другого способа её быстро уничтожить, начала отрывать от неё по кусочку зубами и есть. Бумага была престранной на вкус и её очень трудно было глотать без воды, поэтому я старательно разжёвывала её на кусочки помельче. Теперь всё, что мне оставалось, так это поехать домой и надеяться, что Адаму удалось сбежать.

Я сидела на кровати, в то время как Генрих мерил нашу спальню шагами, время от времени проводя рукой по волосам. Его личное оружие, полностью заряженное, лежало рядом со мной на ночном столике. Я сделала ещё один глоток из бокала с бренди, который он сунул мне в руки. Я терпеть не могла бренди, но благодаря ему меня хотя бы перестало трясти.

— Так они видели тебя или нет? — в сотый раз спросил он.

— Они бежали к дому. В подъезде не было света, так что я не знаю. Может, они просто видели, что это была женщина. Не думаю, что они разглядели моё лицо.

— Думаешь, они видели наши номера?

— Да не знаю я, Генрих! Ничего я не знаю!

Я отставила бокал и закрыла лицо руками от накатившего чувства отчаяния и полной безысходности. Самым ужасным во всём этом была неизвестность. Генрих сел на кровать рядом со мной и обнял меня, прижав к своей груди.

— Ничего, любимая, всё будет хорошо. Если они сюда сунутся, я их всех перестреляю. Они до тебя не доберутся, я обещаю.

— Всех в гестапо ты не перестреляешь.

— Я знаю. Но этого будет достаточно, чтобы вывезти тебя из страны. Я тебя отвезу на границу со Швейцарией, оттуда ты поедешь к своим родителям, и все вы сможете уехать в Нью-Йорк, где наши люди о вас позаботятся. А зачем нам ждать, пока они придут? Собери небольшой чемодан и поедем сейчас же!