Девушка из бара - [39]

Затем достал деньги, бросил их на поднос, добавил на ходу:

— Если завалимся, то один из нас берет на себя всю вину, чтобы другому досталось наследство. Идет?

— Идет. Как договорились!

Тай тихо лежал в своей постели. Уже четверть первого, должно быть, мамаша заснула. В комнате от мягкого света ночника зеленоватый полумрак. Инкрустированная шкатулочка стоит на тумбочке по правую сторону от материнской кровати. Тай увидел, как, ложась спать, она открывала ее. Сверкающие алмазами часы редкой красоты, только что присланные из Женевы, — в форме птички, которая держит в клюве бриллиант. Они стоят не меньше двухсот тысяч пиастров! У Тая вдруг появилось ощущение, будто кто-то читает его мысли. Он осторожно оглядел комнату: небрежно задернутая гардина спускалась до самого кафельного пола, отгораживая его комнату от спальни матери. Цветы на гардине, которые обычно не привлекали его внимания, сейчас, казалось, с любопытством подглядывают за ним. Даже плюшевая занавеска, закрывавшая вход в гардеробную, тихонько колыхалась, словно за нею кто-то притаился и следит за ним. Фарфоровые чашечки, украшенные эмалью, и даже пышные цветы в вазе, казалось, подмигивают ему и советуют не терять времени даром, раз он решился на такое. На стене висит портрет знаменитой актрисы Брижит Бардо, глаза ее наполовину закрыты пышными волосами, но кажется, что и они смотрят на него с вызовом. На столе горка книг. Откуда-то раздался крик ящерицы, пробежала мышь… Все предметы вокруг словно безмолвно следят за ним, словно призывают его не мешкая приступить к делу.

Собрав всю решимость, он потихоньку приподнимается в постели, встает, с величайшей осторожностью укладывает посреди кровати две подушки и накрывает их одеялом, третья подушка остается на прежнем месте. Внимательно осмотрев это сооружение, Тай ухмыляется: «Неплохо. Вполне похоже на спящего человека… Папаша — и то ничего не заметил бы, а мать и подавно…»

Он на цыпочках делает шаг, выпрямляется и, убедившись в том, что его сандалии лежат под кроватью, на виду, крадется к портьере, за которой спит мать. Сердце его бешено колотится. Он осторожно отодвигает портьеру: мамаша спит на боку, повернувшись лицом к нему. Левая рука ее лежит поверх тонкого одеяла, но пальцы правой касаются инкрустированной шкатулочки. Тай понял, что, ложась спать, мамаша положила руку на крышку шкатулки, но, когда заснула, ее рука непроизвольно соскользнула с крышки, однако пальцы все же касаются ее. Стоит чуть дотронуться до шкатулки — и пальцы матери тут же почувствуют это прикосновение, она может проснуться. Фат ведь предупреждал, что у нее очень чуткий сон!

Портьера чуть колышется и щекочет ему лицо, цветы словно с любопытством подглядывают за ним и предостерегают: «Ничего не выйдет, иди назад! Если мать проснется — все пропало! Иди назад!..»

Тай в нерешительности замирает на месте, готовый немедленно вернуться назад. Но перед его глазами вдруг возникают стопки новеньких ассигнаций — семьдесят тысяч, восемьдесят тысяч, девяносто, сто… И еще, и еще новые стопки… Множатся цифры на новеньких блестящих банкнотах. Собрав всю свою решимость, он делает шаг вперед. Волосы матери разметались по подушке, распространяя сильный запах духов.

Он наклоняется, медленно подается вперед. Тонкие пальцы по-прежнему касаются шкатулки, они словно срослись с нею. Попробуй только тронуть шкатулку, как эти пальцы тут же почувствуют прикосновение и мать проснется, словно от звона будильника!

Несколько раз он протягивал руку и тут же отдергивал. Фат сейчас, наверное, уже успел отпереть ворота и ждет его под лестницей у двери, ведущей в кухню. Он делает над собой усилие и, протянув руку, замирает на мгновение, затем двумя пальцами осторожно сжимает шкатулочку. Тай стискивает зубы, и его пальцы не дрожат. Быстрым движением он отодвигает шкатулку в сторону. Душа у него уходит в пятки: шкатулка отделилась от тонких пальцев!

Термометр кондиционера в противоположном углу по-прежнему показывает двадцать градусов — он в этом уверен, но чувствует, что его обдало жаром и он взмок от пота. Он делает новое усилие, снова сжимает шкатулочку, стараясь держать ее строго горизонтально: от неосторожного движения часы могут сдвинуться с места и удариться о стенку шкатулки — даже такой незначительный звук может все погубить! Тай на цыпочках отходит от кровати. До чего страшно! Но пока все в порядке. В следующее мгновение он, как белка — легко и бесшумно, — перескакивает через ступеньки лестницы, прижимая к груди шкатулку. Он слышит одновременно удары собственного сердца и ритмичное тиканье часов. Часы действительно очень хороши, за них запросто дадут двести тысяч пиастров. Двенадцатая, четырнадцатая, шестнадцатая ступенька… Еще семь шагов — и он будет внизу. Раздается бой стенных часов: двенадцать часов сорок пять минут. Он с ужасом осознает, что опаздывает на целых пятнадцать минут: быть может, Фат уже не ждет его. И как раз в этот момент раздается истошный крик матери, затем наверху включается яркий свет, так что даже на лестнице рассеивается мрак. Как кошка, Тай бесшумно проскальзывает в чуланчик, где спит Тхюи с братом, сгибается так, что становится вдвое ниже, и как раз в это время слышится топот ног. Он достает из кармана фонарик, находит квадратное отверстие — оно приходится как раз над кроватью, где спят Тхюи с братом, приставляет к нему фонарик. Тай подает условный сигнал: два зеленых и три красных. Повторяет сигнал, но снаружи никто не отзывается. Черт побери! Возможно, топот ног, который он только что слышал… Ну конечно, это был Фат! Проклятье!