Девушка из бара - [19]

— Конечно, — сказал парнишка, ставя пиалу на cтол, — разве когда-нибудь бывало, чтобы дядя Кхиет не приходил?

Взглянув на поднос с едой, Кхиет подумал: как это хозяйка при такой дороговизне ухитряется кормить всех более или менее сносно? Ведь если раньше центнер риса стоил четыреста пятьдесят пиастров, то теперь он стоит семьсот, цена килограмма мяса подскочила от тридцати пяти пиастров до шестидесяти. А цены на товары, оказавшиеся в сфере долларового обращения, подскочили еще выше — ведь сто десять пиастров приравняли лишь к одному доллару! Воровство, взятки и казнокрадство стали обычным явлением.

— Ешь, сынок, — сказала хозяйка, подкладывая Кхиету вареного водяного вьюнка, — выучишься, будешь помогать людям… До чего же времена нынче неспокойные! — добавила она, шамкая беззубым ртом. — Уж и не знаю, доживем ли мы до лучших времен, я-то, конечно, стара, не доживу…

Семья у хозяйки была небольшая, и она относилась к Кхиету как к сыну. С нею жили два ее внука — дети ее сына, учителя, убитого в шестьдесят втором году за участие в «антиправительственных выступлениях», хотя он был всего лишь участником движения за мирное объединение страны. После его смерти в доме осталась только вдова с двумя детьми да престарелая мать учителя. Жена учителя была старше мужа, очень его любила. Она много внимания уделяла детям, работала не покладая рук и терпеливо сносила все лишения. Каждый день вдова с тяжелой ношей отправлялась на рынок Донгба, где продавала сладости.

Обед подходил к концу. Тяжелое чувство не покидало Кхиета.

— А ну, пострелята, бегите погуляйте, через двадцать минут приходите, будем заниматься, — сказал он ребятишкам.

Брат и сестра выбежали на улицу.

Кхиет пошел к себе. На столе он увидел конверт со штампом данангского почтового отделения. Наконец-то! Письмо от Винь Ко! Кхиет обрадовался. Вот уже два месяца он не получал от друга ни строчки. Кхиет сел за стол, вскрыл конверт.

Когда они еще учились вместе, Винь Ко часто цитировал изречение какого-то мыслителя о том, что искусство жить сводится к знанию приемов борьбы, нужно только твердо стоять на ногах и не упустить момент, когда понадобится прибегнуть к определенному приему. Сам Винь Ко именно так и жил, он словно ждал какого-то момента, и вот он и в самом деле наступил.

Это случилось в год окончания института. Винь Ко учился на два курса выше Кхиета и был старше его на три года. Приказ о мобилизации застал Винь Ко как раз перед самым получением диплома. Едва он получил диплом, как его тут же взяли в армию. Несостоявшийся преподаватель, которому так и не довелось встретиться с аудиторией, получил погоны старшины и был отправлен на место военных действий.

В письме Винь Ко сообщал, что ранен и сейчас находится в госпитале Зуй Тан. Пусть Кхиет извинит его за корявый почерк — он вынужден писать левой рукой. Винь Ко просил друга постараться выкроить время и навестить его — есть о чем поговорить. Кхиет задумался. Удастся ли ему вырваться? О том, чтобы поехать немедленно, не может быть и речи, во всяком случае, в ближайшие дни он определенно не сумеет выбраться. Если и удастся съездить, то лишь на будущей неделе. Он приложит к этому все усилия…

Кхиет вложил письмо в конверт. «Какое счастье, что Винь Ко остался жив!» — подумал он. Кхиет почувствовал тупую боль в сердце, все тело точно налилось свинцом.

Когда Винь Ко попал в военное училище, не только он сам, но и Кхиет воспринял это как несчастье. Грубая сила, чужая воля вторглись в их жизнь, посягнули на их дружбу, их привязанность друг к другу. Когда кто-то распоряжается судьбой твоих друзей или даже просто принадлежащими тебе вещами, ты испытываешь такое чувство, словно этот кто-то распоряжается тобой самим. Ведь Винь Ко как бы несет в себе частицу Кхиета, потому-то Кхиет и воспринял все случившееся с Винь Ко так, будто это случилось с ним самим. Кхиет отшвырнул ручку, резко поднялся и зашагал по комнате, нервно кусая губы.

— И ведь никуда не денешься! — сказал он вслух. — Никуда! Смириться с такой жизнью?

Из соседнего дома доносились звуки радио. Кхиет разобрал слова песни: «Кто идет в армию, тот любит отечество». Кхиет продолжал шагать из угла в угол, тяжело ступая по полу. Подойдя к столу, он собрал клочки бумаги, смял, бросил их в мусорную корзину. Идти в армию — значит любить отечество… Так почему же все эти сынки богатеев не спешат в армию? Любить отечество… Почему же влиятельные да высокопоставленные особы только и заботятся о том, чтобы избавить своих детей от службы в армии и суют за это взятки? Гнусная публика! Подлый, мерзкий сброд, мошенники и лгуны! Все на один лад, одна шайка-лейка, один другого омерзительнее. Однажды Винь Ко, возмущенный до глубины души, выразился предельно ясно: «Они морочат нам голову разглагольствованиями о свободе, чтобы запихнуть в эту мерзкую мясорубку». Дорогой Винь Ко, ты прав… Кхиет в отчаянии опустился на стул. Он снова вспомнил Тхюи. И в этой девушке тоже есть его частица — ведь они дети одного народа. Он вдруг подумал, что все люди делятся на два лагеря: преступников и обвинителей, они не могут стоять по одну сторону фронта, не могут жить в согласии, кто-то должен сойти со сцены, кто-то — остаться. Тхюи оказалась жертвой преступника Хюйена, а Винь Ко, Кхиет и все их соотечественники оказались жертвами иноземных господ и шайки их подлых, трусливых лакеев, которые предают поруганию родную землю, чинят произвол и губят людей. Как с этим смириться? А может, ему просто не повезло, может, он просто родился не в том веке, не в том обществе?