Девушка и вампир - [2]

Так вот и вышло, что на исходе прошлого века, в одну из безлунных темных ночей, повстречались прекрасная дева Анастасия и Наркиз — древний вампир, пробудившийся от двухсотлетнего сна в развалинах своего родового имения.

2

Было около полуночи. Анастасия находилась в спальне — стояла на коленях и молилась, провожая еще один день. Было прохладно, поэтому поверх ночной рубашки она набросила тонкую шаль. В молитве упоминалось о душе Анастасии, а еще о прошлом, о будущем, о судьбах всех душ на земле, не важно, праведных или нет. Анастасия не прервала свое занятие, а всего лишь чуть скосила глаза, когда вдруг само собой растворилось окно, и из царившего за ним мрака возникла угольно-черная крылатая тень. Метнувшись в тесном пространстве, тень стукнулась оземь и оказалась бледным мужчиной в темной старинной одежде, с черными откинутыми назад волосами, спускавшимися на плечи длинными локонами. Пришелец повернул лицо к девушке и взглянул ей в глаза. Анастасия, находясь под влиянием своей замечательной молитвы, чуть улыбнулась и сказала: — Здравствуй. Лицо гостя сохранило гипсовую неподвижность, только едва заметно шевельнулись бледные губы, произнося в ответ: — Здравствуй, девушка. Ты знаешь, кто я? — Да, — сказала Анастасия. — Я догадалась. Скажи я могу… предложить тебе чай? Должно быть, вампир очень удивился, но не подал виду, а только спросил: — И ты понимаешь, для чего я пришел? У него возникли сомнения в психическом здоровье девицы. — Да, — ответила Анастасия, — я сказала уже, что догадалась. Но, если конечно ты можешь принимать человеческую пищу или хотя бы питье, мне хотелось бы тебе что-нибудь предложить. А чай у меня очень хорош. Он заварен на восходе солнца, на родниковой воде, в молитвах Господу. Брови вампира чуть приподнялись. — Ты не бойся, — продолжала Анастасия. — Ведь это молитвы не христианскому Богу. Наш Господь принимает любого, как бы ни была неправедна его жизнь. Он безгранично милостив ко всем и не делает исключений. Он говорит, что теперь, когда последний день исчислен, в мире больше нет виноватых. Да ведь и ты бы наверняка почувствовал, лишь приблизившись к чашке, что ее содержимое для тебя не подходит. Скажи, ты можешь есть или пить? Сделать свое дело ты успеешь, до рассвета еще долго, но мне хотелось бы напоследок передать тебе часть той любви, которая открылась мне и другим моим братьям и сестрам в Господе. Хотя бы предложив тебе питье… Уверяю, в моем доме ничто тебе не повредит.

— Что же, — произнес вампир, — чай я выпью. Но судьбу свою ты, девушка, этим не изменишь. — Меня зовут Анастасия, и… я все понимаю, — ответила она, поднимаясь с колен. — Мы можем пойти в комнату, где готовится пища, или я принесу чашки сюда? — Идем… И можешь звать меня Наркизом. Анастасия прошла на кухню, а следом за ней проследовал и гость, перемещаясь в пространстве так, как это всегда делают вампиры, когда отпадает необходимость в маскировке под обычного человека — стремительным и одновременно плавным движением, недоступным человеку из обычной плоти и крови. Да-да, к этому моменту он находился в существенно лучшей физической форме, чем когда раскупорили его саркофаг. И не только физической… Опустившись на стул, он молча смотрел на хозяйку, пока та разжигала огонь, ставила чайник, а потом наливала в две белые чашки кипяток и заварку.

— То, что твой чай для меня безвреден, может означать, что Бог, которому ты молишься, не истинный, — сказал Наркиз, сделав глоток. Анастасия покачала головой. — Нет. Просто Господь никого не карает, но принимает каждого как есть, забирает у него все грехи и дает взамен праведность. Скажи, Наркиз, ты христианин? — Это странный вопрос, девушка, — ответил вампир. — Разве можно говорить так о нежити? — А я думала, что христианин — тот, кто верит в Христа, — возразила Анастасия. — Знаешь, у мусульман например есть легенда, что Магомет обращал джиннов в ислам… — Нет и не может быть такой легенды про вампиров. Все, что зовется нежитью, принадлежит врагу рода человеческого, и самое имя Бога для нас запретно. Если бы ты была христианкой, то произнося его, причиняла бы мне сильную боль. — А вот наш Господь говорит, что имя его позволено произносить всякому. Хочешь попробовать? — Нет. Но ты, если хочешь, произнеси его вслух. И тогда Анастасия, возведя глаза вверх, торжественно раскрыла Наркизу главную истину своей веры. — Слушай же. Господа нашего зовут Бармалей. И замерла, ожидая ответной реакции. — Я ничего не испытал, — сказал Наркиз. — Как с чаем. — Значит, наша вера для тебя благотворна. Наверное, время когда ты читал детские книги, было очень давно, раз имя Господа не вызывало у тебя никаких чувств. Человеку обычно требуется мужество, чтобы признать его. Оно зло ославлено в детской литературе. — Я действительно не читал ваших детских книг. Но то, что имя не причиняет мне боли, можно объяснить иначе… Имени того, другого, я по крайней мере не могу произнести вслух — чем не подтверждение его реальности? А твой Бог дает какие-нибудь осязаемые подтверждения того, что он есть? Совершал ли он чудеса? Анастасия покачала головой. — Единственное настоящее чудо — то, которое происходит в человеческой душе. А все остальные чудеса — просто фокусы… — И что? — То, что Он — Господь, а не фокусник. А настоящих чудес, о которых я только что говорила, Он совершил предостаточно. Если хочешь, могу рассказать… Послушай, Наркиз, ведь ты должен знать, что основа веры отсутствие осязаемых подтверждений, которые можно показывать любому желающему. Я могу только доказать, насколько велика моя собственная вера. — Нет нужды мне что-то доказывать, — ответил вампир. — От моего мнения давно уже ничего не зависит. Путь существ, таких как я, проторен заранее. — Наркиз… если бы ты захотел дать мне возможность предоставить такое доказательство… — произнесла Анастасия задумчиво. А потом продолжила, все более увлекаясь: — Знаешь, перед самым концом всех верных Господу ждут испытания. И только пройдя их, можно с уверенностью сказать: «Я — истинной веры». Только выдержавшего испытание ждет настоящее величие. Наркиз… если ты можешь уйти, а потом вернуться в следующий раз, скажем завтра… клянусь, я ничего не сделаю для своего спасения. Я буду ждать твоего прихода в молитвах и благословениях Господу. Это и стало бы моим испытанием. Ведь испытание можно пройти только при жизни. Наверное, кажется, что я просто хочу любым способом продлить себе жизнь, но, прошу, всмотрись в меня. Ты ведь наверное очень старый, много вдел и должен разбираться в человеческих чувствах. Всмотрись: так это, или нет? Или все чего я хочу — пройти испытание веры? Вампир долго молча смотрел на свою собеседницу, а потом произнес: — Такое не в обычае вампиров. Но ты и в самом деле веришь в то, что сказала. Не в обычае вампиров все, что происходило сегодня. Никто не предлагал, узнав кто я есть, разделить со мной трапезу, никто не обращал ко мне проповедей. И об испытании веры меня уж тем более никто не просил… Я дам тебе возможность, о которой ты просишь, и вернусь завтра ночью. За это время ты узнаешь себе цену. Сказав так, он неуловимо поднялся из-за стола, повернулся, и огромная летучая мышь, возникшая на месте человеческой фигуры, вылетела в коридор. А на столе осталась стоять чашка, выпитая лишь на треть. Символически.