Девушка и смерть - [55]

— Андрес, — тщательно подбирая слова, сказала я. — Вы меня извините, но я действительно очень устала. Я буду рада встретиться с вами в любое время, но не сегодня.

Некоторое время он молча смотрел на меня.

— Что ж, — сказал он наконец, — я всё понял, сеньорита. Вы можете не беспокоиться, больше я не стану вам докучать.

Андрес повернулся и ушёл. Я смотрела ему вслед, понимая, что на этот раз он, похоже, действительно ушёл навсегда. И угораздило же его прийти сегодня, перед встречей с Голосом, от которой я не отказалась бы ни за какие коврижки! Оставалось утешаться мыслью, что мне и впрямь лучше перестать морочить ему голову, и что ни делается, всё к лучшему.

Голос раздался, едва я успела закрыть за собой дверь гримёрной.

— Ты опять была с этим, — сказал он.

— Только чтобы отделаться от остальных. Не тревожьтесь, больше он не придёт.

— Хотелось бы надеяться, но этот молодой человек весьма упрям. Впрочем, ты и сама всё время подаёшь ему напрасные надежды.

— Этого больше не повторится, — сказала я.

— Вот как? — переспросил Голос, похоже, не ожидавший от меня такого заявления. После небольшой паузы он сказал: — Пойми меня правильно, Анжела, я не против, чтобы ты встречалась с мужчинами. Но они не должны заслонять от тебя дело, для которого ты рождена. Пусть они будет отдыхом, развлечением, но и только.

Таких слов не ожидала уже я, и потому не нашлась, что ответить.

— А этот ди Ногара тебе не подходит именно потому, что обязательно захочет большего. Он влюблён в тебя, но ты не можешь ему ответить. Искусство — это божество, не терпящее соперников.

Я могла бы возразить, что именно вдохновению от любви мы обязаны многими произведениями искусства, но вместо этого сказала:

— Вы шутите.

— Нисколько.

— Вы действительно думаете, что он меня любит?

— Да, но это ничего не значит. Не поддавайся жалости и тщеславию, Анжела, держи себя в руках, рано или поздно он остынет.

Я не ответила, повернувшись к зеркалу. На меня смотрело моё собственное лицо, знакомое до последней чёрточки. Неужели Андрес и в самом деле любит эту девушку? Я и раньше подозревала что-то подобное, но подозрение — это одно, а такое уверенное заявление — совсем другое.

— Вы обещали, что пригласите меня в гости, — сказала я, отворачиваясь.

— Я помню, но давай подождём, пока они уйдут. А ты пока переоденься.

Я покосилась на дверь, за которой всё ещё слышались гул голосов и звук шагов, взялась за бретельку платья, но остановилась, поражённая неведомым ранее смущением.

— Пообещайте, что не будете подглядывать.

Голос явственно усмехнулся.

— Не буду, — сказал он и умолк. Я посмотрела на потолок. Ушёл, не ушёл? Но переодеться в самом деле надо, тут уж ничего не поделаешь.

Надевать корсет я не стала — всё равно, чтобы затянуть его, понадобился бы помощник, мне же сейчас никого не хотелось видеть. Вскоре я была готова, но пришлось прождать ещё около получаса. Наконец всё стихло, и голос объявился снова:

— Иди к двери в подвал, Анжела. Помнишь, где она?

— Да.

— Хорошо. Я буду ждать тебя там.

Я вышла в пустой полутёмный коридор. Сейчас, когда долгожданное свидание вот-вот должно было состояться, я почувствовала волнение и даже некоторый страх. Мелькнула было малодушная мысль совсем никуда не ходить, ведь неизвестно, с кем или чем я там встречусь. Но пока я раздумывала, поддаваться ли своей мгновенной трусости, ноги сами несли меня вниз по лестнице, и дальше, к подвальной двери. Когда из тёмного закутка у входа в подземелье бесшумно появилась высокая фигура в чёрном, почти растворявшаяся в полутьме, я вздрогнула. Человек молча подал мне руку, знакомые твёрдые пальцы сжали мою ладонь и уже не выпускали весь остальной путь.

Я ожидала увидеть то же, что и в прошлый раз: бесконечную лестницу, ледяной зал… Но всё оказалось не таким. Лестница и вправду была, но винтовая, тесная и тёмная. Мы шли по ней так долго, что у меня закружилась голова.

— Устала? — спросил человек, имея в виду не то спуск, не то прошедший спектакль.

— Нет, — соврала я. На самом деле я успела устать и от того, и от другого, но не смертельно.

Потом был длинный низкий коридор, напомнивший мне о городской канализации. Разумеется, я никогда там не была, но полукруглый туннель и выложенный камнем пол с канавкой посредине, по которой тёк неслышный и почти невидимый ручеёк, явно не предназначались для людей. Откуда-то шёл неяркий голубоватый свет, и я никак не могла определить его источник — он отсвечивал то спереди, то сзади, то словно шёл из невидимых щелей на стыке пола и полукруглого потолка. Этого света хватало, чтобы разглядеть дорогу, а также увидеть, что лицо «ангела», как и в моём то ли сне, то ли не сне, скрывает маска.

Ход кончился, приведя нас в самую настоящую пещеру. Именно такими я по описаниям в книгах и представляла пещеры: неровные стены, пол и потолок, топорщащиеся сталактитами и сталагмитами, но не прозрачными, а самыми настоящими, каменными. Колонны в бахроме каменных сосулек, изваянные самой природой фигурки, похожие на оплывающие свечи. И везде — на стенах, на каменных пеньках, на неровных выступах колонн — везде стояли восковые свечи, просто прилепленные основаниями к камню. Все они горели, освещая пещеру ярким, чуть колеблющимся светом, придавая ей вид уютной комнаты. И, может быть, поэтому стоявшая в пещере мебель не казалась чем-то чужеродным. Она лишь предавала законченный вид этому ансамблю.