Девственность и другие рассказы. Порнография. Страницы дневника - [3]
Обручение Алиции произошло четыре года назад, когда она вступала в свою семнадцатую весну. — Позволите ли вы, — мямлил молодой человек, — прошу Вашего соизволения, чтобы эта ручка была моей. — Как это? — спросила она. — Прошу Вашей руки, Алиция, — пробормотал молодой поклонник. — Надеюсь, вы не хотите, чтобы я отрезала себе руку, — вымолвила наивная девушка, заливаясь однако румянцем. — Так ты не хочешь быть моей невестой? — Хочу, — ответила она, — но при условии, что дашь мне слово никогда не претендовать ни на одну из частей моего тела, это бессмысленно! — Восхитительно! — воскликнул он, — Вы сами не представляете, как вы очаровательны. Упоительно! — И весь вечер он повторял, блуждая по улицам: — Она поняла это буквально, она подумала, что я… хотел взять ее руку, как берут кусок торта. Я готов пасть на колени!
Без сомнения, был он весьма видным молодым человеком с белой кожей и пунцовыми губами, духовная же его красота ни в чем не уступала красоте физической. Как же богат и разнообразен дух человеческий! Одни строят свою нравственность на благородстве, другие на сердечной доброте, а у Павла альфой и омегой, подножием и вершиной была девственность. Именно она составляла суть его души и около нее вились все его высокие наклонности. Шатобриан тоже считал девственность чем-то совершенным и восхищался ею, говоря: Итак, мы видим, что девственность, которая возвышается с самого низшего звена в цепи естества, растет вверх до человека, от человека к ангелам, а от ангелов — к Богу, в котором и теряется. Бог сам великий затворник во вселенной, вековечный юноша миров.
Если Павел и полюбил Алицию, то потому, что ее локоть, ручки, ножки, может от природы, а может вследствие родительской опеки, были более девственны, чем это обычно встречается, и потому, что она показалась ему самой девственностью.
— Девственница, — думал он. — Она ничего не понимает. Аист. Нет, это слишком прекрасно, чтобы об этом думать, разве что — стоя на коленях.
А проходя мимо городской бойни, добавил: — Может она считает, что и маленьких телят приносит аист?.. Жаркое из телятины — прямо на стол мамы?.. О, как это возвышенно! Как же ее не любить?
Как же не любить Создателя? Непостижимо! Сколь славна природа, что в этой долине слез вообще возможно нечто такое, как девственность. Девственность — а стало быть отдельная категория существ замкнутых, изолированных, пребывающих в неведении, отгороженных тонкой стенкой. Они дрожат в тревожном ожидании, глубоко дышат, соприкасаются, не углубляя отношений — отрешенные от всего, что их окружает, закрытые на ключ от непристойности, опечатанные, и это не пустая фраза, не риторика, а самая настоящая печать, нисколько не хуже всех прочих печатей. Головокружительное соединение физики и метафизики, абстрактного и конкретного — из мелкой, чисто телесной подробности вытекает целое море идеализма и чудес, находящихся в разительном противостоянии с нашей грустной действительностью.
Она ест жаркое из телятины и ничего такого не знает, ни о чем не догадывается, невинно ест, и так во всем — с утра до вечера. Как-то раз она вместо «паук» сказала «паучок»: «паучок поедает мушек». О, чудо! Невинная и в гостиной, и в столовой, и в своей комнатке за белой занавеской и в кло… Тсс! Жуткая мысль! — Зубы стиснул, а все лицо нервно дрожит. — Нет, нет, — шептал он, — этого она вообще не делает, она этого не умеет, иначе не было бы Бога на небесах. — Однако он понимал, что лжет. — Но в любом случае это происходит вне ее — ведь она тогда мыслями не присутствует — а так как-то, машинально, само собой…
Да, однако — что за ужасная мысль!
Ах! А я-то? Я, тот, который думает об этом, может о чем-то подобном думать и не глохнет, и не слепнет перед лицом этого ужаса, а напротив — разглядывает все это в душе. Какая низость! Но это не ее вина, что на нее это упало, а моя, что я такой испорченный и грязный и не умею обуздать мысли. Разве со своей стороны я не обязан в ответ на ее девственность проявить чуть больше бессознательного? Да, для того, чтобы подобающим образом полюбить девственницу, надо самому быть девственником и находиться в неведении, иначе не получится нашей идиллии.
Вот почему я жажду быть девственником, но как этого добиться? Я не девица. Правда, я мог бы, как ксендз или монах, облечься в черное, отгородиться постом и сутаной, блюсти половое воздержание, но что мне с того? Разве монах или ксендз девственны? Отнюдь, секрет мужской девственности кроется в другом. Прежде всего, крепко зажмуриться, и во-вторых, положиться на инстинкт. Я чувствую, что инстинкт подскажет мне путь. Так же, как я инстинктивно ощущаю, хотя и не смог бы сказать почему, что ее уши более девственны, чем нос, но еще больше девственности — в нежном овале плеч, а в большом пальце — меньше, чем в указательном, и как под этим углом зрения я могу оценить каждую черточку ее образа, точно так же и инстинкт покажет мне, как обрести мужскую девственность и стать достойным Алиции.
Надо ли распространяться, куда его завел инстинкт? Наверное каждый переживал нечто подобное между 13 и 14 годами жизни. Родители определили его по торговой части, он же колебался между двумя профессиями — солдата и моряка. Правда, в солдатской профессии есть слепое повиновение и жесткая постель, зато нет простора. Моряки же тем возвышаются над остальными, что они лишены общества особ противоположного пола, но им принадлежат пространство, стихия и свобода, а кроме того, морская вода — солона. Покачиваясь на волнах, корабль уносит их в дальние края, к фантастическим пальмам и цветным народам, в мир, столь же нереальный, как и тот, что снится спящим в белых постелях Алиции и ее ровесницам. Не без основания дальние те страны называют девственными, края, где мужчины носят косички, где уши, увешанные металлическими кольцами, вытягиваются аж до плеч, и где под баобабом, в то время, как весь народ предается ритуальным кривляньям, божки пожирают рабов или младенцев. Разве поцелуй потиранием носа о нос, бытующий в диких племенах, не взят живьем из мечтательной невинной головки? Долгие годы провел там Павел. Его поражало, что у тамошних девиц нет ни юбки, ни блузки, и все как есть на виду. Мерзость… — думал он. — Конец очарованью… Правда, сам по себе цвет предрешает исход дела… Когда он черный, красный или желтый, — тогда хоть с юбкой, хоть без юбки — невозможно претендовать на званье девственницы.
