Девственники в хаки - [83]

Шрифт
Интервал

– Спокойной ночи, сержант, любимый… – шепнула Филиппа чуть слышно.


Бригг больше никогда ее не видел. Когда он проснулся, было уже светло. Из школьного сада, расположенного через дорогу от мотеля, доносились звонкие детские голоса, сквозь жалюзи просачивались лучи высокого солнца, но Филиппы нигде не было. На всякий случай Бригг окликнул ее, но не получил ответа. В ванной, на бачке унитаза, отыскалась записка, которая гласила: «Спи спокойно. У меня утреннее дежурство».

Бригг бросил взгляд на часы и запаниковал. Ровно через час он должен был быть на борту парома.

Кое-как одевшись и выскочив на улицу, Бригг поймал такси. Его товарищи по профилакторию давно упаковали пожитки. Бригг торопливо покидал свое имущество в чемодан и выбежал из коттеджа как раз вовремя, чтобы забраться в кузов готового отъехать грузовика.

Они стояли на палубе парома все время, пока он, стуча мотором, совершал свой недлинный путь на континент, плавно скользя мимо замерших на рейде кораблей, мимо трудолюбивых джонок и суетливых сампанек. Вода, покрытая радужной нефтяной пленкой, ослепительно сверкала в солнечных лучах.

Бригг держался за поручни, смотрел, как уменьшается и тает за кормой парома Пинанг, и недоумевал.

Сержант?…

12

Им пришлось ждать поезда почти целый день. С магистрали поступили сведения о перестрелке и столкновениях с партизанами во многих местах к северу от Куала-Лумпура.

Их было пятеро: Бригг, Таскер, Лонтри, Синклер и Уоллер – пехотинец, который должен был сойти с поезда раньше них, чтобы присоединиться к своей части. Они сидели на вокзале, пока лучи солнечного света, бившие вертикально сквозь проемы в потолке и напоминавшие подпирающие его колонны, не начали крениться и не превратились в поддерживающие кровлю золотые стропила. Таскер дремал, свернувшись клубочком на двух чемоданах, а Синклер повел Лонтри смотреть паровозы.

– Я был в госпитале в Пинанге, – сказал Уоллер Бриггу.

– Я знаю, – откликнулся тот. – Насчет почек, да?

– Это тебе сказала сиделка, твоя знакомая? Ты виделся с ней?

– Конечно.

– Она очень хороша, – заметил Уоллер. – Это у нее ты был всю ночь?

– Да, – гордо ответил Бригг. – Всю ночь, точно. Спасибо, что ты сказал ей про меня.

– Мне нужно было к врачу, – объяснил Уоллер. – Я думал, что если мне удастся убедить его в своей болезни, то, в конце концов, я сумею добиться досрочной демобилизации или хотя бы перевода в более спокойное местечко – такое, как Сингапур, например, где никто не станет вырывать у меня зубы на память.

– И что тебе сказали? – поинтересовался Бригг.

– Как всегда – ничего определенного. – Уоллер покачал головой. – Меня осматривали, брали всякие анализы, но ответа я так и не добился… По-моему, врачи не скажут тебе в лицо, что ты врешь, даже если жаловаться на родильную горячку. Я-то рассчитывал, что, если обратиться за медицинской помощью пока у меня отпуск, мне будет больше веры. Это ведь не самое подходящее время, чтобы болеть по-настоящему, верно? Врачи ведь наверняка знают, что солдаты предпочитают тратить отпуск на развлечения, поэтому мне казалось – если я обращусь к ним именно сейчас, на отдыхе, они решат, что у меня и правда есть основания…

– И что ты теперь будешь делать? – спросил Бригг сочувственно.

– Пойду в батальонный медпункт, к нашему врачу, – сказал Уоллер. – Мне даже направление выписали. А перед этим приму с дюжину солевых таблеток, которые нам выдают для профилактики, потому что с потом из организма выходит слишком много солей. С этих таблеток я буду блевать, как безумный, и тогда, быть может, кто-то, наконец, поймет, что со мной действительно что-то не в порядке. Так что будь спок, скоро я тоже буду чирикать перышком в какой-нибудь конторе!

Когда экспресс отошел, наконец, от платформы уже давно стемнело. Как и было заведено, первым отправился в путь храбрый вспомогательный поезд с мощным прожектором – отправился через всю страну, погруженную в ночной мрак и поросшую непроходимыми джунглями, где невозможно было разглядеть ничего, кроме тусклых огней в убогих деревнях, стоявших вдоль полотна железной дороги на расстоянии не меньше десяти-двенадцати миль друг от друга.

На этот раз Бриггу выпало спать на нижней полке, что было намного приятнее, хотя здесь гораздо сильнее ощущались удары колес на стыках, а полуоторванная вешалка раскачивалась в опасной близости от лица. В вагоне было душно, и Таскер, лежавший на полке над ним, время от времени передавал Бриггу бутылку светлого пива. Напротив сидел Синклер. Он мог на слух определить, когда поезд одолевал очередную милю пути, просто прислушиваясь к перестуку колес под полом вагона. Бригг тоже внимал их торопливому разговору, вспоминая, как однажды в детстве ездил с родителями к морю. Тогда он тоже прислушивался к грохоту колес, которые, казалось, говорили ему: «Скоро-тамм, скоро-тамм». Сейчас же его влажные губы беззвучно повторяли вслед за их невнятной скороговоркой: «Скоро-дом, скоро-дом!»

Ничего другого он не хотел и ни о чем другом не мог думать. Даже о Филиппе, которая отдалялась от него с каждым оборотом колес, с каждым вздохом мощного локомотива. Теперь Бригг понимал, что она с самого начала спланировала и единственную ночь любви, и быстрое, безболезненное расставание. И это было бы просто прекрасно, не назови она его напоследок «сержантом»…


Рекомендуем почитать
Дурные деньги

Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».


Дом с Маленьким принцем в окне

Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.


Старый дом

«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».


Аквариум

Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.


И вянут розы в зной январский

«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?


Тайна исповеди

Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.