Девственники - [30]

Он продолжал давить, уже не в силах остановиться, пока чья-то ладонь не взяла его за руку и не встряхнула с силой.

— Стоп! — каркнул голос, обдав жаром его ухо. — Джейми! Остановись!

Он поморгал, глядя на белое костлявое лицо, не в состоянии соединить его с именем. Затем вдохнул — первый вдох за все время, и с ним на юношу обрушилась стена вони: крови, дерьма, пота, — и жуткое ощущение тела, на котором он сидел. Он неуклюже слез с него, растянувшись на полу, а его мышцы конвульсивно дергались и дрожали.

И тогда он увидел ее.

Она лежала у стены, свернувшись клубком, ее волосы разметались по доскам пола. Он встал на колени и пополз к ней.

* * *

Он издавал тонкий хныкающий звук, пытаясь говорить, но слов у него не было. Он добрался до стены и заключил ее в объятия, обмякшую, ее голова упала на его плечо, он чувствовал ее мягкие волосы на своем лице, ощущал запах дыма и ее собственный сладковато-мускусный запах.

— Nighean[24], — смог выдавить он из себя, — Боже, nighean. Ты…

— Господи, — произнес голос рядом с ним, и он почувствовал вибрацию, когда Иэн — слава Богу, имя вернулось, конечно же, это был Иэн — свалился рядом с ним. Он продолжал сжимать в руке окровавленный шотландский кинжал. — О Господи, Джейми.

Он поднял голову, озадаченный, полный отчаяния, а потом смотрел вниз на тело девушки, выскальзывающее из его объятий и падающее поперек его коленей с немыслимой бескостной грацией. Небольшая темная дыра в ее белой груди была лишь немного испачкана кровью. Совсем чуть-чуть.

* * *

Иэн заставил Джейми пойти с ним в собор Святого Андрея, настаивая, чтобы тот исповедовался. Джейми оставил его просьбу без внимания — как и следовало ожидать.

— Нет. Я не могу.

— Мы пойдем вместе, — Иэн твердо взял его под руку и буквально перетащил через порог. Он рассчитывал на то, что мирная, тихая атмосфера внутри собора заставит Джейми остаться.

Его друг внезапно остановился, по дергающимся белкам глаз было видно, что он настороженно осматривается вокруг.

Каменный свод потолка улетал в тень над их головами, но пятна цветного света от окон-витражей мягко ложились на потертые доски скамей.

— Мне не следует быть здесь, — пробормотал Джейми.

— А где было бы лучше, идиот? Пойдем, — ответил Иэн и потащил Джейми вдоль бокового ряда скамей к часовне святой Стефании. Большинство боковых часовен были богато меблированы — памятники значимости богатых семей. Только эта оказалась маленьким альковом без украшений. В ней размещались лишь алтарь, выцветший гобелен с безликим святым и крохотная подставка для свечей.

— Стой здесь. — Иэн оставил Джейми у алтаря и вынырнул из алькова, собираясь купить свечу у старухи, которая продавала их у главного входа. Он решил не настаивать на исповеди Джейми: знал, когда можно заставить Фрейзера сделать что-то, а когда — нет.

Иэн немного беспокоился, что Джейми может уйти, и потому поспешил в часовенку, но его друг по-прежнему был там, стоя посреди тесного пространства, опустив голову и глядя в пол.

— Ну вот, — сказал Иэн, подталкивая его к алтарю. Легким ударом он поставил свечу — дорогую, из настоящего воска, большую — на подставку и достал из рукава бумажный жгут, который дала ему старуха, протянув жгут Джейми.

— Зажги его. Мы помолимся за твоего отца. И… и за нее.

Он видел, как на ресницах Джейми задрожали слезы, поблескивающие в красном свете лампады, висевшей над алтарем, но Джейми смахнул их и сжал челюсти.

— Ладно, — сказал он низким голосом, но все еще колебался. Иэн вздохнул, вынул жгут из его руки и, встав на носки, зажег его от лампады.

— Давай, — прошептал он, передавая горящий жгут Джейми, — или получишь по почкам прямо здесь.

Джейми издал звук, который мог быть коротким смешком и поднес жгут к фитилю свечи. Загорелся огонь, чистое высокое пламя с голубизной в сердцевине, которое стало гореть ровным светом, когда Джейми убрал жгут и погасил его, несколько раз встряхнув в струйках дыма.

Они некоторое время стояли там, вытянув перед собой ладони и глядя, как горит свеча. Иэн молился за маму и отца, за сестру и ее детей… не без колебаний (правильно ли это, молиться за еврейку?) за Ребекку бат-Леа и, искоса взглянув на Джейми и убедившись, что тот не смотрит на него, за Дженни Фрейзер.

И потом за помин души Брайана Фрейзера — и затем, плотно закрыв глаза, за своего друга, стоявшего рядом.

Звуки церкви исчезали, таяли — шепот камней и скрип дерева, шарканье шагов и воркование голубей на крыше. Иэн перестал произносить слова, но продолжал молиться. Затем остановился и он, и теперь существовал лишь покой и мягкое биение его сердца.

Он слышал, как Джейми вздохнул — где-то глубоко внутри — и открыл глаза. Не говоря ни слова, они вышли, оставив свечу на алтаре.

— А ты сам не собирался исповедоваться? — спросил Джейми, остановившись у главной двери. В исповедальне был священник, два или три человека стояли на приличном расстоянии от деревянной кабинки, ожидая своей очереди.

— Я подожду, — сказал Иэн, пожав плечами. — Если ты попадешь в ад, я могу тоже отправиться туда. Бог мне свидетель, один ты ни на что не годишься.

Джейми улыбнулся — слабой улыбкой, но все же — и толкнул дверь, открывшуюся на солнечный свет.