Девочка в красном пальто - [54]

– Никто мне этого не говорил, – повторила я.

– Я тоже не скажу, – кивнул Крэг. – Даже если мы с вами просидим здесь сто лет, я этого не скажу. Мы с вами можем обсуждать это мнение. Но это не значит, что я разделяю его.

Мы посидели какое-то время молча.

– Хорошо, – вздохнула я, у меня почти заболела голова от этих мыслей. – Может, поговорим о «начинаниях»?

– Полагаете, что вы готовы?

Я кивнула. Мы с ним разговаривали о том, что мне пора переходить к важным делам. Начинать снова ходить на работу, ездить иногда за покупками.

– Собственно, я уже. Я сама пойду в город. Скоро. Даже на следующей неделе, наверное. – Я сжала ручки стула. – Ну, или через неделю.

29

Наутро после крещения я не смогла встать с постели.

Во рту по-прежнему чувствовался вкус реки. Шишка на лбу стала больше. Один глаз почти не открывался.

Я не слышала, как Мелоди вошла в фургон. Я поняла, что она тут, только когда раздался ее голос:

– Кармел, ты будешь вставать?

Я открываю глаза. Она стоит рядом, смотрит на меня, скрестив руки на груди. Царапины на теле не видны – она в платье. Видна только одна – та, что рассекает лицо от лба до подбородка. Как будто кто-то фломастером нарисовал красную полосу.

– Почему ты называешь меня Кармел, это же наш секрет?

– Нет, не секрет. Папа сказал, что имя Мёрси оставим для особых случаев. До поры до времени.

– О… – Я сажусь на кровати.

– Он боится, что ты снова убежишь.

Я опять ложусь на подушку. Похоже на то, что я вступила в борьбу с дедушкой и победила, но полной уверенности нет.

Она начинает теребить свою юбку, проводит по подолу, просовывает палец в отверстия на кружевах.

– А что у нас со школой, интересно знать?

– Силвер тоже интересно?

– Да. Она хочет начать. Даже больше, чем я. Только признаваться не хочет, вот что.

Веки у меня становятся тяжелыми, вот-вот упадут на глаза, я с трудом их удерживаю. Трогаю шишку на лбу, в середине у нее образовалось что-то твердое.

– Давай не сегодня.

– А… – Голос у нее разочарованный. – Тогда завтра?

– Да, завтра…

Мои глаза закрываются.

Наступило завтра, и Мелоди тоже заболела, даже сильнее, чем я. Дедушка кладет ее на мою кровать.

– Это столбняк, – причитает Дороти. – Она заразилась в колючках. Ее нужно везти в больницу, Деннис.

– У нас нет страховки, – говорит дедушка. – Бог позаботится о ней. Он не оставит. Не волнуйся.

Дороти плачет, а дед идет на берег реки и читает Библию.

– Если бы я умела водить этот кусок железа, – бормочет Дороти и вытирает пот со лба Мелоди. – Я же угроблю всех, если сяду за руль.

Она смотрит на широкую дедушкину спину, в глазах у нее, острая, как лезвие ножа, блестит ненависть, потом выбегает из фургона, и их голоса разносятся над рекой, которая сегодня такая тихая и спокойная.

Я закутываюсь в покрывало, связанное из синих, розовых, бордовых квадратов, и опускаюсь на колени у изголовья Мелоди. Когда она чуть приоткрывает веки, ее глаза напоминают две влажные янтарные бусины. Ее челюсти крепко сжаты, лицо пересекает полоса, которая набухла и страшно покраснела.

Я чувствую какой-то ветерок в груди. Он проникает в меня через рот и шевелит мои внутренности. Ладони начинают чесаться так, что я царапаю их ногтями, чтобы успокоить этот зуд.

Я склоняюсь над Мелоди и говорю слова, которые говорила мне мама:

– Солнышко мое, ангел, душа моя, пирожок любимый, тыковка. – Ветерок из моего рта касается ее лица.

– Чудилка, – добавляю я, потому что у нас с мамой это тоже было ласковое слово.

– Я люблю тебя, Мелоди! – выдыхаю я с силой ей в лицо.

Ее волосы черными лентами распластались по подушке, а лицо и руки одеревенели, как будто она хочет превратиться в куклу. Я залезаю к ней под одеяло и обнимаю ее – она страшно горячая, я сжимаю ее в своих объятиях, словно игрушку, мои веки закрываются…

Мелоди тормошит меня, сидя на кровати.

– А школа, Кармел? Когда мы уже начнем?

– Что? – бормочу я спросонок.

Она больше не собирается превращаться в куклу – нормальное лицо, и руки, и ноги. Она откидывает одеяло, я пытаюсь подняться, но сил не хватает, я ужасно устала, сажусь, опираясь на локти. На улице уже день вовсю.

Мелоди перепрыгивает через меня и сбегает по лестнице.

– Дитя мое, дитя мое! – Дороти смеется, вытирает глаза и прижимает Мелоди к груди. – Дай-ка я посмотрю на тебя. Сейчас дам тебе попить!

– Тебе лучше, Мелоди? – спрашивает Силвер.

Я обращаю внимание, что у дедушки вид очень торжественный и серьезный.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это значит, Дороти?

– Что, Деннис?

Он смотрит на меня, потом переводит взгляд на Дороти.

– Всего два часа назад Мелоди была очень, очень больна. Она лежала, распростертая на ложе болезни, и не могла подняться с него…

– Ах, Деннис, дети выздоравливают сплошь и рядом.

– Я знаю, что ты сама не веришь своим словам. Ты знаешь правду в глубине души, и мне, женщина, ведомы твои мысли.

Дороти прижимает пластиковый стаканчик с соком к щеке и постукивает по нему кончиком пальца. Она думает. Тук, тук, тук. Интересно, читает ли дедушка ее мысли. Они колеблются туда-сюда.

– Я ведаю, что тебе все ведомо, с меня и этого довольно, Деннис. Ты у нас спец по таким вещам.

– Но разве ты не убедилась только что сама, своими собственными глазами? Мелоди было так плохо, что она глаз открыть не могла, а сейчас – посмотри на нее. Ты видишь ее сейчас?