Девочка в гараже - [79]

Я навестила Карен в тюрьме. Встречи с ней я ждала с нетерпением. Мы продолжали переписываться, я посылала ей фотографии Кортни и христианскую литературу, чтобы помогать ей расти в новой вере. Мы поговорили о решении судьи и приговоре. Я заметила: мысли о том, что ей придется провести в тюрьме остаток дней, угнетают ее – но я ничем не могла ее утешить. Я безмолвно молилась, и Господь побудил меня напомнить ей о том, как важны молитвы матери за ее детей.

– Молитвы, в которых вы просите Бога вмешаться в жизнь ваших детей, будут услышаны. Доверьте Богу их будущее, как доверили свое. Ваша жизнь по-прежнему ценна. Бог вас не оставил. Пока вы дышите, надежда есть.

Это свидание разволновало нас обеих. Мы плакали вместе, хотя, возможно, по разным причинам. Как всегда, о Ханне мы не упоминали, но тяжкий груз воспоминаний о ней лежал у меня на душе. Я все еще скорбела, но вместе с тем училась разрешать Святому Духу с помощью моей скорби подводить меня ближе к Отцу.

Осенью 2000-го года Сэди уложила вещи, обняла нас и вместе с Элом уехала в Вайоминг. Она поступила в Вайомингский университет. Хелен вернулась в старшую школу «Кактус» вместе с Чарльзом, я возобновила учебу на вечерних курсах. Вместе с Кортни, которой уже исполнилось два года, я возила Хелен на периодические обследования к врачам; а с Чарльзом Кортни обожала бороться по вечерам, когда вся семья собиралась дома. Прекрасные получались поединки: двухлетняя девчушка и подросток ростом выше чем метр восемьдесят. В общем, всем было весело.

В октябре 2001 года мы отпраздновали третий день рождения Кортни. Казалось, жизнь уводит нас все дальше от душевной боли, вызванной смертью Ханны. А потом однажды днем нам принесли заказное письмо.

Кто-то из родственников Ханны подал в суд на Управление по делам семьи, и стороны заключили соглашение. Некая денежная сумма образовала трастовый фонд, предназначенный для всех уцелевших детей Бауэр. Адвокат, приславший письмо, спрашивал, хотим ли мы отложить часть этой суммы для Кортни. Нам требовалось дать однозначный ответ – «да» или «нет», и отправить его заказным письмом по обратному адресу.

Я увидела на этих деньгах следы крови. Мне не хотелось иметь к ним никакого отношения

Едва я прочитала письмо, у меня навернулись слезы. Волна скорби окатила меня. Я увидела на этих деньгах следы крови. Мне не хотелось иметь к ним никакого отношения. Я не желала, чтобы наш ни в чем не повинный ребенок был хоть как-то связан с ужасной историей смерти сестры. Трагедия убийства никуда не делась, и мы, похоже, не могли просто взять и уехать от нее прочь.

В тот вечер, когда Эл вернулся с работы, мы оба договорились ответить «нет» и сразу же отослать письмо. Мы в состоянии обеспечить Кортни. Ей незачем рассчитывать на деньги, которых не было бы, если бы не смерть Ханны.

С недавних пор я начала знакомить Кортни с понятием усыновления: читала ей детские книжки о том, как семья кроликов приютила у себя маленькую белочку. До изложения подробностей удочерения самой Кортни было еще очень далеко, но мы с Элом решили так: пусть она с самого начала знает, что ее удочерили, а когда повзрослеет достаточно, чтобы понять, мы расскажем ей обо всем, если она захочет. Я знала: некоторые дети жаждут выяснить свое прошлое, а другие довольны жизнью в настоящем. Как знать, какой окажется Кортни?

В Баптистском университете Уэйленда было принято просить на занятиях помолиться за кого-нибудь. Однажды, когда мой преподаватель спросил, нужна ли кому-нибудь молитва, я подняла руку.

– Моя дочь-подросток лечится от остеосаркомы. Пожалуйста, помолитесь о ее здоровье и о мудрости врачей и медсестер, которые заботятся о ней.

Преподаватель попросил класс встать и присоединиться к нему в молитве. Когда все так и сделали, я мысленно попросила Бога помочь мне понять, как бы мне лучше справиться с оплатой лечения Хелен.

Я не подозревала, что через молитву Бог приведет меня к роли, которую, пожалуй, можно назвать одной из самых невероятных, какие мне только доводилось играть за свою жизнь.

На перемене после этой трогательной молитвы один однокурсник, веселый и умный, подошел ко мне и спросил: не хочу ли я приобщиться к тюремной системе не только как капеллан?

Я засмеялась, подставляя чашку под рожок кофемашины.

– А как еще? – спросила я. – Как заключенная?

Он фыркнул:

– Нет. Как надзиратель в ведомстве шерифа.

Я с ошарашенным видом обернулась к нему, и кофе выплеснулся через край чашки.

– Надзиратель? Вы шутите?

– Поверьте, – сказал он, – если вы и вправду сочувствуете заключенным, нет более эффективного и личного способа на них повлиять, чем кормить, одевать, заботиться о том, где они живут и чем дышат. Так вы сможете реально изменить их жизнь.

Оказалось, он служит в чине капитана в одной из тюрем округа Марикопа. В ведомстве открылась вакансия, и, по его мнению, я могла бы на ней пригодиться. Он даже предложил написать для меня рекомендательное письмо.

– Деб, вы гораздо больше узнаете про заключенных и тюремную систему, если будете носить форму со звездой, а не уличную одежду и Библию.

Поначалу я отмахнулась от этой мысли. Абсурд! Я – надзирательница и помощник шерифа? В тюрьме? И это после библейских чтений, «Миссии спасения», учительства в воскресной школе, работы в Центре помощи при нежелательной беременности, роли матери в патронатной семье? С двумя подростками и трехлетней малышкой на руках? Мне хотелось быть капелланом, а не блюстителем закона. Я бы только посмеялась, но мешали два обстоятельства. Предложение обещало зарплату, а деньги нам требовались – на лечение Хелен. И мое сердце затрепетало от уже знакомого и непередаваемого чувства: я ощутила зов. Призыв предать себя воле Божьей.