Девочка в гараже - [70]

Мое сердце болело за Карен. Мое сердце болело за Ханну. Мое сердце болело за Кортни. Как все мы дошли до такого?

– Нам пора. Ей надо дать бутылочку, – шепнула я.

– Понимаю. Только не хочется отпускать вас. Я же знаю, что больше ее не увижу, – Карен расплакалась, хотя явно старалась держать себя в руках и не устраивать сцен. Она поцеловала Кортни в лоб. Как бы мне ни хотелось уважать материнские чувства Карен, моя собственная материнская любовь к Ханне одержала верх. Почему она скупилась на такие же поцелуи Ханне, пока та была жива?

Во мне рос гнев. Я просила Бога погасить его, сделать этот момент исполненным благодати. Я исполняла волю Бога. Я навещала мать и держала на руках ее ребенка. Я просто не могла впустить в сердце негодование. Я должна была чувствовать любовь. Сострадание. Уповать на то, что Бог поможет мне вырастить эту малышку в духе прощения. Когда-нибудь нам с Кортни обеим понадобится ходить в благодати, чтобы не ожесточиться. Я понимала, что именно к этому призвал меня Бог.

Вместе мы подошли к дежурной надзирательнице, глаза которой были полны сочувствия. Меня изумило и это сочувствие, и спокойствие, с которым я взяла Кортни из рук Карен. Видеть невинную кроху в тюремной обстановке было невыносимо. Мне хотелось унести ее отсюда, как только передо мной откроются двери.

Надзирательница распорядилась по рации открыть дверь комнаты свиданий, чтобы я могла уйти. Стоя у дверей, Карен обняла меня.

– Спасибо, что привезли ее.

Еще раз напоследок обняв Карен, я повернулась и вышла в коридор. Покидая тюрьму, я представляла себе, как Карен уводят в камеру. Должно быть, в душе у нее сейчас смятение, как и у меня. Скорбь. Раскаяние. Одиночество. Душевная боль за новорожденную дочь и за всех ее детей.

Устроившись с Кортни на заднем сиденье машины, я покормила ее из заслуженной бутылочки. Пора было везти ее домой и жить дальше. Я молила Бога защитить ее нежное сердечко в будущем, когда ей придется смириться с осознанием действий и поступков ее родной матери.

Внезапно мое сердце зашлось в приступе тревоги. Как и когда, скажите на милость, я смогу заменить мать этой прелестной малышке, отчетливо сознавая, что ее родная мать убила ее родную сестру?

«Все это в Моих руках», – ощутила я слова Бога. А пока мне было уготовано просто ходить в свете, который у меня есть.

21. Гараж

Весной 1999 года в семье Мерк произошло два важных события. Первое было долгожданным. В мае мы полностью удочерили Кортни. Она вошла в нашу семью и официально получила нашу фамилию. Мы были в восторге и не скрывали облегчения, зная, что нам больше незачем бояться того, что ее у нас отнимут.

Второе событие застало нас совершенно врасплох и поначалу показалось неприятным. Не прошло и месяца после удочерения, как Эла уведомили, что теперь закупками продуктов в Центре проведения мероприятий Каспера будет заниматься новая компания. Нам предстоял переезд в Аризону. Переезжать никто из нас не хотел. Мы любили Скалистые горы, наш церковный приход и друзей. Переселение в Финикс означало жизнь в большом городе, жару и полное отсутствие знакомых. Нашим старшим детям, Элизабет и Джейсону, уже исполнилось двадцать четыре и двадцать три, они не зависели от нас, поэтому переезд на них почти не сказывался. Но наши младшие, все четверо, родились и до сих пор росли в Каспере. Семнадцатилетняя Сэди заканчивала школу – самый неподходящий год для переезда. Хелен исполнилось пятнадцать, Чарльзу – двенадцать. Только для семимесячной Кортни переезд должен был пройти легко. Мы считали, что она определенно выиграет, покинув Каспер, где люди по-прежнему с яростью вспоминали ее преступницу-мать.

Эл поехал в Финикс первым: приступить к работе и подыскать нам новый дом. Мы задержались в Каспере. Дом я выставила на продажу. У нас так и жил один девятилетний подопечный. Взять его с собой мы не могли, но у него нашлись родные в Каспере, которые согласились его приютить. Я надеялась, что перед отъездом сумею побаловать его летними развлечениями.

Переезд означал упаковку вещей. И не только наших, которыми был полон весь дом, но и вещей Карен, по-прежнему лежавших в гараже.

Время пришло. Куча черных пакетов уже начинала напоминать пыльного бизона, спящего в углу. Я не прикасалась к ней не из-за лени или нехватки времени. Просто стоило мне зайти в гараж и увидеть груду черных мусорных мешков, я представляла скорченное тельце Ханны, засунутое в один из них. Смотрела на пластик, не пропускающий воздух, и мне самой становилось нечем дышать.

С того дня, как нашли останки Ханны, прошел почти год, но мне до сих пор было больно думать, что о ее смерти никто не знал. Никто не искал ее. Долгие месяцы никто не догадывался, что ее убили и спрятали в доме, где так и жили ее мать, братья и сестры. Я стояла перед кучей мешков, их было без малого два десятка, и каждый из них напоминал мне о милой Ханне.

А теперь мы готовились к переезду. Мне оставалось либо выбросить все эти мешки в мусор, не открывая их, либо перебрать их содержимое, как я обещала Карен. Я решила сдержать слово. Дождаться, когда дети или уедут в школу, или будут заняты уроками, и приняться за дело. По два мешка за раз. Я понятия не имела, что найду, поэтому хотела дать себе время с запасом, которого хватит, чтобы отойти от волнений, если они вдруг возникнут.