Девочка с самокатом - [77]

– Тебе идёт!

Она понятия не имеет, чья это форма, лётчика или пехотинца, танкиста или артиллериста, но ему и правда идёт. В такой форме с него можно было бы рисовать афишу для этого театра или обложку для книги…

– Поищу себе такую, когда выберемся отсюда, – усмехается Калани в ответ. – Кстати, о «выбираться отсюда»…

Им пора. Им действительно пора, и Эмбер неожиданно ощущает удивляющее её саму сожаление. Спокойствие совершенно точно не для неё, но в этом пыльном, заброшенном театре она, пожалуй, могла бы остаться чуть дольше.

Время, как обычно, шутит нелепые шутки: именно тогда, когда ей нужно спешить, его так хочется поставить на паузу, хотя раньше, пока оно тянулось резиной, его неудержимо хотелось перемотать или хотя бы ускорить.

Когда они выходят из театра, на улице уже начинает темнеть. Мотоцикл Калани выглядит в подступающей темноте мрачным островом, но вовсе не он привлекает внимание Эмбер. На одной из дальних улиц она замечает движение, и это движение, если глаза её не подводят, становится всё ближе и ближе.

Эмбер старается не смотреть на ситуацию пессимистично, но вряд ли это Кэт, Макс, Вик или Лисса. Она готова поспорить на что угодно: там, вдалеке – живые мертвецы, и с каждой секундой они приближаются. С каждой секундой неясные тени становятся чётче и чётче, обрастают подробностями, и Эмбер может различить их в деталях. Вот неровная, заваливающаяся на бок походка одного зомби, вот второй – совсем низкий, едва ли ей до плеча, вот третий – и у него, кажется, нет рук, а вот руки четвёртого выглядят неестественно длинными, словно к ним что-то привязано…

Всего у неё получается насчитать шестерых.

Адреналин разгоняется в венах, и Эмбер чувствует, как её захватывает знакомое ощущение: предвкушение скорости, ожидание опасности… Каждая эмоция обостряется, становится ярче в тысячу раз, но Эмбер никогда прежде не делила это состояние с кем-то ещё.

И, раз уж она с кем-то ещё, в противовес адреналиновому наслаждению приходит нечто другое. Чувство ответственности.

Эмбер осторожно берёт Калани за локоть.

– Вернёмся? – быстро спрашивает она, готовая в любую минуту сорваться и побежать. Готовая в любую минуту сделать всё, что угодно.

И возвращаться на самом деле ей вовсе не хочется.

Как и ему.

– Нет. – Калани качает головой, измеряя взглядом расстояние между мертвецами и мотоциклом, быстро окидывая взглядом тёмные улицы, придумывая лучшую траекторию.

Они оторвутся без проблем, как думает Эмбер.

– Внутри здания, по крайней мере, вполне безопасно, – осторожно напоминает она.

Калани кивает, продолжая шагать к мотоциклу. Эмбер спускается с крыльца следом за ним и слышит спокойное:

– Да, внутри здания безопасно, но ещё, находясь внутри здания, мы не выберемся из города. Кто ты такая и куда дела Эмбер, девочку, которую хлебом не корми – только дай сорваться с места и побежать?

Он улыбается, быстрыми движениями закрепляя рюкзак над колесом, и кивает на сиденье: садись. Эмбер переступает с ноги на ногу и, дождавшись, пока Калани наденет шлем и сядет за руль, устраивается позади него.

– Эта девочка здесь, – говорит она тихо. – Просто раньше она всегда бегала одна, а теперь волнуется за тебя.

Он с удивлением оглядывается на неё.

– Не нужно за меня волноваться. Я обещаю, всё будет в порядке.

Мотоцикл отзывается согласным рёвом, когда они срываются с места. Зомби, реагируя на звук, срываются следом за ними, и Калани, словно специально для Эмбер, не уходит в ближайший переулок, а, наоборот, устремляется зомби навстречу. Играючи, он закладывает крутой вираж прямо перед искорёженными, воняющими гнилью телами (Эмбер кажется, что даже грохот мотора не заглушает их визга), и двое мертвецов, не в силах повторить крутую дугу, врезаются в угол дома.

Они падают, а Эмбер зачем-то оглядывается. Может быть, для того, чтобы увидеть, как по асфальту покатятся два тёмных шара – их головы. Может быть, для того, чтобы понять, что низкорослый мертвец – ещё ребёнок и, кажется, девочка. Может быть, для того, чтобы узнать длиннорукого.

К его рукам привязано не что-то, а лыжные палки. Одна нога всё ещё путается в обломанной лыже, мешающейся своими колёсиками. Будь на улице чуть светлее, Эмбер наверняка разглядела бы на его шее большое родимое пятно. Или слишком острые зубы во рту.

Это Макс. Ну, или, точнее, то, что когда-то им было.

Что было силы вцепившись в куртку Калани, Эмбер отчаянно пытается сдержать тошноту. Желудок подбирается к самому горлу, на глазах выступают слёзы, и она крепко жмурится, чтобы не дать им пролиться.

«Здесь нет Антонио, – говорит Эмбер самой себе. – Никто не подарит тебе пулю в лоб, если мертвецы до тебя доберутся».

«Тогда не позволяй им добраться», – как наяву слышит она голоса Хавьера и Дженни.

Зомби всё ещё бегут за ними, и впервые за всё время Эмбер думает, что, возможно, сказать это проще, чем сделать.

– 21-

На улицах мёртвого города – они проехали достаточно, чтобы Эмбер могла рассуждать об этом, – полным-полно крупногабаритного мусора, так что уйти от зомби несложно. Там, где мотоцикл Калани легко протискивается между остовом фуры и кирпичной стеной (Эмбер не успевает даже испугаться за собственные колени, опасно торчащие в разные стороны), мертвецы с визжанием врезаются и в стену, и в фуру. Там, где мотоцикл Калани легко уходит с одной полосы на другую, зомби теряют время, запинаются в выбоинах, отстают – и рычат так, что у Эмбер громыхает в ушах.