Девочка с самокатом - [78]

Да, улицы мёртвого города вполне приспособлены для того, чтобы легко уйти от живых мертвецов, Эмбер успевает это понять. Равно как и то, что легко оно только теоретически. На практике… Зомби не только гонятся за ними. Они, привлечённые шумом и визгом, бегут к ним из каждого переулка, и слова Антонио о сотне кажутся чистым враньём.

Самое смешное, что Эмбер вовсе не страшно. Нет ни времени, ни смысла бояться – нужно, во-первых, уносить ноги (пусть и ответственность на этом лежит сейчас в основном на Калани), а во-вторых, пытаться придумать что-нибудь, что позволит бессмысленному бегству превратиться в безопасный отрыв. Потому что сейчас безопасностью и не пахнет: те мертвецы, что почти догнали их в самом начале, давно отстали, но на их месте рычат и скалятся новые. Кто знает, сколько ещё их будет, из каких переулков…

«Надо что-то менять», – думает Эмбер.

Она ощущает себя приманкой. Куском мяса, на запах которого сбегаются дикие животные и брошенные собаки, с той лишь разницей, что зомби не чувствуют запаха.

Они слышат шум.

– Калани! – кричит Эмбер, привставая на сиденье. Её губы почти прижимаются к его чёрному шлему, но она всё равно не рассчитывает, что Калани расслышит. – Калани!

Перегнувшись через его плечо, она дотягивается до руля. Наверное, сейчас она имеет все шансы – на радость зомби и соперникам, а ещё тем ребятам у телевизоров – угробить их обоих, но ей всё равно. Эмбер знает, что должна что-то сделать – и она это делает. Она повисает на руке у Калани, лишая его возможности полноценно управлять мотоциклом, заставляя сбросить скорость, и надеется только на то, что сейчас произойдёт то же, что и всегда: что он поймёт её без единого слова.

Не дожидаясь, пока мотоцикл остановится, Эмбер спрыгивает – ботинки тяжело пружинят о землю, приземление ударом отдаётся прямо в голову, куда-то между лбом и виском. Одной рукой она хватает свой самокат, другой дёргает Калани за куртку. Он спрыгивает следом за ней.

Брошенный мотоцикл падает на асфальт, высекая искры рулём. Колёса всё ещё крутятся, и именно эта картинка почему-то стоит у Эмбер перед глазами, когда она бросается прочь.

Калани догоняет её в считанные секунды. Они бегут рядом.

На ходу он сдёргивает шлем с головы и кричит:

– Почему?

В детстве Эмбер много бегала. С Виком, наперегонки. В детстве Эмбер много бегала, и она знает: если бежать нужно долго и далеко, то дыхание нужно беречь. Не разговаривать. Но не ответить она тоже не может.

– Их привлекает шум, – выталкивает она из враз пересохшего горла.

Калани кивает и, широко размахнувшись, на бегу запускает шлем в одну из витрин, оставшихся у них за спиной. Чудом уцелевшее до них стекло теперь со звоном рассыпается на осколки, и мертвецы, визжа, устремляются туда.

Это – передышка, но Эмбер боится загадывать, насколько недолгой может она оказаться. Рёв мотора больше не может привлечь к ним внимания, но и бесшумного бега, как ни крути, не бывает. Они оба дышат хрипло и загнанно, их ноги ударяются о землю гулко и тяжело, самокат в руке Эмбер чуть дребезжит, а рюкзак глухо бьёт по спине. Кожаная куртка Калани скрипит в такт мерным движениям его рук, нагнетающим воздух в лёгкие.

«Было бы здорово, – думает Эмбер, – если бы финиш оказался где-нибудь здесь».

Окажись финишный створ совсем рядом, и он бы решил все их проблемы – за раз.

Окажись финишный створ совсем рядом, они бы, скорее всего, его не заметили. И не только потому, что в голове в ритме сумасшедшего биения сердца бьётся единственное слово – «бежать», но и потому что в мёртвом городе царит кромешная тьма.

Тьма наводит Эмбер на ещё одну мысль. Что делают люди нового мира, когда на новый мир опускается темнота? Спят. Прячутся в домах. Ищут безопасное место.

Она почти успевает приметить одно – и уже протягивает руку, чтобы, поймав Калани за рукав, броситься в тёмный подъезд, как из ближайшего переулка на них выплёскивается новая волна мертвецов.

Бежать больше некуда, и, перехватив самокат поудобнее, Эмбер бьёт. Она ударяет ещё раз, а потом ещё и ещё, а потом перебрасывает самокат безоружному Калани и, одним движением стянув с плеч рюкзак, начинает драться уже рюкзаком.

– Тебе когда-нибудь снились кошмары о гонках? – кричит Калани.

Их уже нашли, им нет смысла стараться быть тише, можно орать во весь голос. Может быть, Кэт, может быть, Вик или Лисса, может быть, кто-то окажется рядом и поможет им справиться с зомби – или хотя бы отвлечёт часть этой волны на себя.

– Нет, – кричит Эмбер в ответ.

Рюкзак в вытянутых руках кажется невероятно тяжёлым. Эмбер не знает, что там внутри, она не заглядывала, наверняка то же самое, что у Калани, вода и сухари, консервы, фонарик и банки, сигнальные ракеты и клей, но это неважно. Важно, что всего этого хватает для мощных ударов. Мертвецы отшатываются, и Эмбер даже удаётся снести одному из них голову.

– Мне тоже. А теперь, кажется, будут!

Звучит не слишком весело, но главное, что звучит, главное, что Калани не теряет присутствие духа, и Эмбер хочется быть достойной его, быть такой же смелой и сильной.

– Подумаем об этом, когда выберемся отсюда! – рычит она сквозь зубы, уклоняясь от тянущихся к ней рук.