Девочка с самокатом - [66]

Эмбер задерживает дыхание. История Кристофера потрясает её до глубины души, но есть и другое…

Протяни она руку, и сможет прикоснуться к тому, кто решил запечатлевать окружающий мир – в каждой его секунде, неважно, насколько она разрушена, или разорвана, или почти уничтожена. Красота есть в каждом мгновении, нужно только уметь её видеть, уметь за ней наблюдать, вот только самой Эмбер никогда не хотелось быть наблюдателем.

Ей больше нравится быть в центре событий. И нет, центр событий вовсе не должен быть одновременно и центром внимания – это можно оставить для Вика и Лиссы; достаточно просто не сидеть на месте, а в чём-то участвовать, куда-то стремиться, чувствовать себя живой.

– Джонни сказал мне об этом вчера вечером, до того, как ты привела Ренли. – Стоит только Дженни упомянуть его имя, и пёс поднимает уши, заинтересованно глядя хозяйке в лицо.

Он готов выполнить любую команду, в этом можно не сомневаться. Он льнёт к ногам Дженни, и Эмбер вдруг ощущает нехватку тепла, словно по коленям проходится порыв холодного ветра. Она натягивает край футболки пониже, обхватывает себя руками, пытаясь согреться. Раньше, когда она жила без тепла, она не испытывала в этом необходимости. Теперь, единожды согревшись, становится слишком сложно возвращаться в холодную воду.

– Мы с самого начала не очень-то хотели соревноваться по отдельности. – Джонни пожимает плечами.

– Разве можно представить нас по отдельности? – хмыкает Дженни, и что-то в ней настораживает Эмбер. Может быть, трагический излом плеч, может быть, пальцы, слишком крепко вцепившиеся в шерсть на загривке собаки, может быть, то, как она прячет глаза и старается не смотреть.

– Но? – спрашивает Эмбер, пытаясь её подтолкнуть.

– Что но?

– Ты сказала своё «разве можно представить» так, как будто обязательно есть какое-то но.

– В жизни почти всегда есть какое-то но. – Дженни опускает голову, светлые волосы смешиваются с белой, уже вымытой и просохшей шерстью Ренли. Довольный, тот лижет щёку хозяйки.

– И какое оно в этом случае?

Разговоры – не конёк Эмбер, допросы – тем более.

– Я не останусь в Столице.

Дженни говорит это быстро, но в её голосе нет неуверенности, нет боязни передумать. Её слова звучат не так, как они могли бы звучать, сомневайся она в принятом решении. Вся торопливость – только для того, чтобы оторвать за один раз, махом, а не тянуть по миллиметру в минуту.

Она собирается уехать, и Эмбер, наверное, могла бы осудить её за такое решение, если бы сама была способна подолгу оставаться на одном месте.

Или если бы ей сейчас не было так мучительно больно.

– И когда ты уедешь?

– Ты вернула мне Ренли, и теперь я хочу вернуться домой. Хотя бы на время. Я не смогу ждать результатов здесь, ждать тебя здесь, это невыносимо, – невпопад отвечает Дженни, а потом захлёбывается, сообразив, что спросили её о другом и заготовленная речь на самом деле не пригодится.

– Эй. – Эмбер кладёт руку ей на колено, как сама Дженни когда-то. – Всё нормально. Это твоё решение, и ты не обязана за него оправдываться. Я всё понимаю.

– И это кошмарней всего. – Дженни нервно смеётся. Напряжение медленно отпускает её, но она, кажется, всё ещё чувствует себя виноватой.

«Ты обещала, что никогда меня никуда не отпустишь», – думает Эмбер, и это тоже повод для нервного смеха, потому что… Потому что попробуй её удержи. Потому что попробуй вообще хоть кого-нибудь удержи. Потому что обещания даются для того, чтобы их не выполнять.

Потому что ей, несмотря ни на что, вовсе не кажется, будто бы Дженни нарушила обещание.

Нарушить обещание, предать, обмануть – это то, что делал Вик, когда обнимал ту девчонку, одетую в её, Эмбер, куртку, и всё, что он делал потом. А Дженни просто уедет – и Эмбер всегда сможет её просто догнать. Никто никого не предаёт, никто никого не обманывает, и они – совершенно точно! – обе будут скучать.

Вот только есть ведь ещё кое-что…

– Я была у Лилит, – говорит Эмбер.

– Да. – Джонни кивает. – Просила, чтобы они позволили нам кататься вместе. Но это ничего не изменит, мы уже всё…

– Нет. – Эмбер перебивает его. – Фредди отказалась участвовать. Я следующая по списку, и я согласилась.

Голоса близнецов сливаются в едином удивлённом выдохе:

– Что?

Два одинаковых лица – такие всё-таки разные! – застывают в одной и той же эмоции: брови подняты вверх, рот чуть-чуть приоткрыт, и Эмбер хочется провести пальцами по их подбородкам, но она только жмурится, прикрывая глаза.

Дженни и Джонни. Созвучные имена, одинаково голубые глаза, безусловное сходство, которое невозможно скрыть, даже специально создавая различия. Дженни и Джонни.

Ей будет их не хватать.

– Я думала, вы в игре.

Точно так же, как у жизни постоянно есть но, у жизни всегда наготове и ирония – горькая и чаще всего неуместная. Такая как сейчас, например.

– Я думала, вы в игре, и хотела сыграть вместе с вами, – улыбается Эмбер. Улыбка получается, по ощущениям, искренней, пусть и достаточно грустной.

– Не очень-то весело соревноваться с друзьями.

– Я не хотела соревноваться. Я хотела быть там и знать, что у всех всё в порядке.

Дженни тоже пытается улыбнуться. Получается тоже невесело.