Графиня была вдова. Муж ее некогда управлял каким-то большим отделением; был он очень знатный барин, жил роскошно, открыто и оставил после себя трех детей.
Старший сын, Лев, был теперь уже студент третьего курса, историк-филолог. Младшего сына, семнадцатилетнего Созонта, все знакомые называли "философом" за его чудачества. Старший брат был красавец, статный, ловкий, с выразительными голубыми глазами и черными курчавыми волосами, а младший, наоборот, был ростом два аршина пять вершков[2], худой, бледный, болезненный юноша, с большой головой клином. На этой голове росли редкие белесоватые волосы, и росли они плохо, так что издали Созонт казался совсем лысым, — тем более что графиня постоянно держала его остриженным под гребенку в надежде, что волосы хоть когда-нибудь да вырастут. Созонт был уже в восьмом классе гимназии и на следующий год должен был стать студентом. Такая разница была не только в наружности братьев, но еще более в их душевном складе.
Старший брат Лев был джентльмен, рыцарь, готовый защищать мечом свою графскую честь, ловкий танцор, блестящий кавалер, виртуозный музыкант.
Философ был тихий и угрюмый разумник, который глубоко задумывался над каждой малостью. У него была не комната, а нора, даже две норы — две большие низенькие залы внизу, за маленьким коридорчиком, — темные, но теплые. Он сам их выбрал, потому что там никто не мешал ему читать и думать, думать и читать. А он читал и думал постоянно, несмотря на все запрещения докторов.
Сестра их — четырнадцатилетняя Люша — была девочка очень миленькая, не очень умная, но бесконечно добрая. Она уродилась в мать: с таким же крохотным лбом, с густыми черными волосами, такой же приветливой улыбкой на пухлых губах и ясными добрыми глазами.
Кроме того, у графини воспитывался еще ее племянник, сирота Шура, сын ее умершей сестры. Графиня очень любила детей и страшно баловала шестилетнего Шуру.
Карета графини остановилась у подъезда, Селифонтий подбежал отворить дверцы, а швейцар почтительно распахнул большие двери подъезда. Любопытный племянник был уже в передней на окне, и его бонна никак не могла уговорить его идти наверх. Он непременно хотел видеть, как тетя высаживается из кареты.
Но прежде тети вдруг высадили какую-то девочку, и любопытство Шуры разгорелось до крайности.
— Это что такое? — допрашивал бонну мальчик.
— Видишь, девочку какую-то привезли, — ответила бонна.
— А как ее зовут?..
И прежде чем бонна успела остановить его, он соскочил с окна и опрометью бросился наверх сообщить, что тетя привезла какую-то девочку-замарашку.
Разумеется, он сообщил об этом сестре Люше и взбудоражил весь дом, так что не только Философ, но даже старший брат Лев решил сойти вниз посмотреть, какого там еще урода привезла сердобольная maman.
В передней около девочки собрались люди: экономка Марья Сергеевна, две камеристки и верхний лакей Флегонт.
— Вы возьмите ее, Марья Сергеевна, и вымойте, — обратилась графиня к экономке. — Видите, какая она грязная. Надо ее осмотреть… С испугу она, бедняжка, даже голос потеряла. Герасим ее чуть не задавил… Сколько раз говорила ему, чтобы ездил осторожнее!
Графиня сбросила свое манто на руки Флегонта и направилась к себе, а Марья Сергеевна с видимой брезгливостью взяла девочку за руку, чтобы увести за собой. Но девочка вдруг выдернула свою грязную ручку из руки экономки и, бросившись вслед уходившей графине, крепко ухватилась за подол ее платья. В это время графиня уже входила во внутренние комнаты. Марья Сергеевна бросилась к девочке и стала отцеплять ее руку от платья графини; но девочка как-то странно, отчаянно замычала и начала отмахиваться от всех правой свободной рукой.
— Душечка!.. Тебя вымоют… — уговаривала графиня, стараясь отцепить руку девочки. — Ведь так нельзя… Нехорошо!..
Но девочка продолжала отчаянно отбиваться и громко мычать, показывая на рот и бормоча:
— Ммм… Нна… Ммм… ммм… ммм.
Тогда только все догадались, что она была глухонемая.
В это самое время сверху сошел граф Лев; прибежали Люша с Шурой, и выполз из своей норы Созонт-Философ.
Люша, едва сбежав сверху и увидав девочку, бросилась к ней, приговаривая:
— Милая!.. Милая!.. Какая славная, хорошая!..
Тут девочка выпустила подол платья графини и уцепилась за Люшу. Она вдруг замычала, забормотала и горько заплакала, припав к груди Люши.
Тут графиня бросилась отцеплять девочку от дочери, и все стали ей помогать. Один только Лев стоял в стороне, с презрением глядя на эту суматоху, и недоумевал: "В холеру впускают в дом уличную девчонку, всю в грязи?!."
А маленький Шура, радуясь бурной возне, прыгал кругом и, указывая на девочку пальчиком, кричал громче всех:
— Чухлашка! Чухлашка! Чухлашка!
С помощью Марьи Сергеевны, камеристок и Созонта удалось наконец оторвать эту "чухлашку" от Люши. Все гурьбой повели ее в комнаты.
