Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф - [81]

Все усердно рукодельничают, кроме папеньки, который просто тихонько качается, и меня, сидящей со стихами г-жи Ленгрен в руке и громко читающей:

Боги шумною гурьбою

Развлеклись в лото игрою,

Хладный вечер коротали,

Греясь возле очага.

И мне чудится, что нам, сидящим вокруг лампы в Морбакке, так же уютно, как богам на Олимпе, и я делаю небольшой реверанс перед старой дамой на надгробии и благодарю ее за все радостные минуты, какие она нам подарила.

Затем я перехожу на другую сторону кладбища и вскоре стою подле надгробия, похожего на первое, только имя на нем другое: Карл Микаэль Бельман.[38]

Надо сказать, у этого памятника меня охватывает совершенно особенное настроение. Я вижу папеньку, сидящего за старым фортепиано, и нас, детей, сгрудившихся вокруг него, мы такие маленькие и такие счастливые, поем, и все так замечательно:

А ну-ка, Мовиц, папаша,

обувку надевай,

бери свою валторну да веселей играй! «Уже иду, мамаша».

Топай в такт ногою и дуй сильней,

брыжи расправь-ка,

пнем стоять не смей!

Тоже замечательно, но совсем по-иному. Размышляя о г-же Ленгрен, я просто радуюсь, а думая о Бельмане, печалюсь и робею, слезы набегают на глаза, сама не знаю почему.

Пятая неделя

Четверг 20 февраля, вечер

В спальне

По английскому было столько трудных уроков, что целую неделю у меня руки до дневника не доходили. Но сегодня я непременно должна написать, потому что встретила девушку, которую попробую взять себе образцом для подражания, чтобы стать по-настоящему приятной молодой особой.

Тетя и дядя ушли в театр, и перед уходом тетя сказала, что если у меня есть какая-нибудь работа, то я могу посидеть в спальне. И здесь, понятно, куда уютнее, ведь и стол побольше и лампа получше, чем в детской.

Нынче утром дел у меня было совсем немного, и я сидела у тети в спальне, вязала крючком и слушала, как она рассказывает истории о стокгольмцах. Но на самом интересном месте нагрянул с визитом некий господин. Фабрикант В. из Вестероса, старый добрый друг дяди Уриэля, он приехал в Стокгольм, чтобы участвовать в собрании пайщиков акционерного общества. А к тете пришел потому, что хотел просить ее об услуге.

В столицу он приехал с дочкой и теперь спросил, нельзя ли ей пообедать у Афзелиусов. Тетушка окажет ему огромную услугу, сам-то он должен присутствовать на обеде собрания пайщиков, а туда он барышню взять с собой никак не может. Тете ни в коем случае не стоит ради нее беспокоиться, ей всего лишь семнадцать лет, девочка совсем. И как раз по этой причине ему бы не хотелось, чтобы она обедала одна в гостинице. Не очень прилично для столь юной особы.

Тетя рассмеялась и заверила его, что будет очень рада видеть у себя юную мадемуазель В. И добавила, что если она чувствует себя одиноко, то может прийти сюда в любой утренний час. Однако фабрикант полагал, что, раз уж Сигне оказалась в Стокгольме, она определенно захочет вволю побегать по магазинам, и потому было договорено, что придет она к половине четвертого, когда мы обычно садимся обедать.

Как только они всё решили, г-н В. распрощался, а тетя потом сказала мне, что принять юную мадемуазель В. не так-то легко, потому что, как она слыхала, девица весьма избалована. Во всяком случае, она распорядится испечь на десерт бисквитный пирог и постелить чистую скатерть. Мне тетушка посоветовала сменить воротничок и манжеты, ведь вестеросские господа В. слывут ужасно аристократичными и элегантными.

Около половины четвертого дядя Уриэль вернулся из управления тюрем, а Элин — из Олинской школы. (Аллан ходит в небольшую школу для малышей, и он уже дома.) Тетя немедля предупредила их, что к обеду будет гостья, так что, пока не пришла мадемуазель В., им надо бы немножко навести красоту.

— Вряд ли она придет очень скоро, — сказал дядя. — Я знаю провинциалов, и тех, что живут в мелких городках, и обитателей поместий. Они никогда не приходят вовремя, будто вообще не выучились смотреть на часы.

И, как всегда, дядя Уриэль оказался прав. Мадемуазель В. не появилась ни ровно в половине четвертого, как было договорено, ни в тридцать пять четвертого, ни даже без двадцати четыре. Мы гадали, уж не забыла ли она номер дома и не угодила ли, чего доброго, под телегу с пивными бочками, приехала-то из провинции и, разумеется, не привыкла к сумасшедшему движению на улицах Стокгольма.

Дядя уселся в большое мягкое кресло в спальне и сказал, что вздремнет до обеда. Тетя снова и снова выходила на кухню проверить, не осел ли пирог или все-таки держится. То говорила, что весьма непунктуально со стороны мадемуазель В. этак опаздывать, то, что уже опасается, не случилось ли чего с девочкой, ведь отец прямо-таки ее обожает.

Без четверти четыре дядя Уриэль сказал, что страшно проголодался и, коли у барышни не найдется оправдания вроде перелома ноги, он съест ее, когда она придет.

В этот самый миг в передней зазвонил колокольчик, и я подумала, как бы я сконфузилась, если бы опоздала на четверть часа, и искренне посочувствовала мадемуазель В.

Но когда она вошла в гостиную, где все сидели в ожидании, ни малейшего признака смущения в ней не замечалось. Она устремилась к тете и дяде, обняла, поцеловала в обе щеки и попросила разрешения называть их «тетя» и «дядя». Затем расцеловала в губы Элин, Аллана, а заодно и меня, сказала, что мы можем звать ее Сигне, и держалась так дружелюбно и весело, что мы все мгновенно в нее влюбились.