Девочка из Франции - [54]
Вдруг разговоры прекратились — в класс вошла учительница, заменившая Марту Зойом. Все встали, приветствуя ее.
— Вперед!
Это была пожилая круглолицая женщина с седыми волосами. В седьмом «Б» она не преподавала, и девочки шепотом передавали друг другу: «Это Габор… Каталина Габор…» Покачивая головой, учительница просмотрела в классном журнале отметки за день, потом вызвала Бири Новак и с усмешкой посмотрела на медленно поднимавшуюся с места долговязую девочку.
— Во время урока физики у тебя, должно быть, хватило времени повторить все стихотворения, которые ты знала наизусть, — сказала учительница. — Прочитай-ка нам какое-нибудь стихотворение Петефи[19]… выбери по своему вкусу!
Трудно было удержаться от смеха при виде отчаянного лица Бири Новак. Девочки подталкивали друг друга, тихонько хихикали, в воздухе заколыхались поднятые руки, а сидевшая в первом ряду крохотная Иренка Тот, ужасная непоседа, такая вертушка, что толстые ее косы непрерывно бились по спине, словно два корабельных каната, вся вытянулась вперед и зашептала:
— «Национальная песня»!
На приятном, добром лице учительницы появилось такое выражение, словно вид бормочущей что-то невнятное, шмыгающей носом Бири Новак доставлял ей физическое страдание. Она отвернулась к окну и стала глядеть в сад, окутанный тонким, кое-где словно разорванным снежным покровом. Зашептали и другие девочки. Бири Новак вертела головой во все стороны. Лоснящиеся пряди ее черных, жирных волос перелетали с одного плеча на другое. Смех в классе становился слышнее, под партами шаркали ноги, и вдруг в этом приглушенном шуме раздался звонкий голос рассерженной Аранки Пецели:
— Ах ты, курица!
В классе грянул хохот — казалось, выстрелила пушка небольшого калибра. Учительница опустила голову, пожала плечами, но тут же энергично постучала по столу:
— Тихо!
Она выжидательно взглянула на Бири Новак. Улыбка угасла на ее лице, и с плохо скрываемой досадой она сказала:
— Действительно, трудно поверить, что среди вас есть такие, которые не знают хотя бы одного стихотворения Петефи. Шандор Петефи — наш величайший поэт, его наследие так значительно и богато и так живо в памяти народа… Ну, иди на место, девочка!
Полное лицо тети Каталины стало серьезным, и класс притих, словно заразившись настроением учительницы; она явно понравилась всем. Каталина Габор медленно прошлась между партами и с грустью спросила:
— А знает кто-нибудь из вас «Витязя Яноша»?
Класс сразу зашумел, и учительница, снова оживившись, спросила еще:
— Кем был сначала витязь Янош?
Она указала на маленькую Иренку Тот, которая нетерпеливо тянула вверх руку. Иренка подскочила, словно мяч, и гордо выпалила:
— Он был пастух бояр!
Учительница жестом утихомирила смеявшихся:
— Ты хотела сказать — овчар?.. А ну-ка, кто такие бояре и кто овчары? — Посмотрев вокруг, она остановила взгляд на скучающем лице Жанетты. — Вот ты… можешь сказать нам это?
Класс загудел, зашумел, все заговорили разом:
— Откуда ей знать? Она ведь француженка! И всего десять дней ходит в школу.
Учительница остановилась около Жанетты и склонила к ней свое доброе лицо, обрамленное седыми волосами:
— Но ведь и тебя интересует наш великий Петефи, не правда ли, девочка? Его стихи так мелодичны, что звучат приятно и для уха иностранца… А когда ты овладеешь венгерским языком, то, конечно, с удовольствием прочитаешь его произведения…
На Жанетту тотчас устремился перекрестный огонь любопытных взглядов, она растерялась и, упрямо сжав губы, дважды отрицательно качнула головой.
— Ты не любишь стихов? — удивилась учительница. — И французских поэтов не любишь?
Жанетта вздернула плечи и, густо покраснев, тихо пробормотала:
— Французских люблю…
— Ну, скажи нам какое-нибудь красивое французское стихотворение.
В классе стало тихо-тихо. Все глаза были устремлены на Жанетту. Никогда еще в короткой своей жизни девочка не чувствовала такого смущения. Но учительница стояла рядом и ждала; в ее лице, в глазах, окруженных тоненькими морщинками, светилась материнская улыбка, живой интерес, понимание. Жанетта встала и, точно во сне, поднялась на кафедру, так высоко вскинув голову, что на худенькой шее напряглись и выступили жилки. Словно в тумане поплыли перед глазами знакомые лица; чужим голосом она произнесла:
— «Курица, несущая золотые яйца», басня Лафонтена…
Сначала голос у нее чуть хриплый, она нарочно покачивается на каблуках, изображая равнодушие, но постепенно лицо ее оживляется, руки подчеркивают слова выразительными жестами, и вот уже в этой улыбающейся девочке, звонким голосом декламирующей басню, едва можно узнать угрюмую, то и дело огрызающуюся на одноклассниц Жанетту Рошта.
Когда Жанетта возвращалась на свое место, несколько человек захлопали в ладоши. Эржи Шоймоши, усердно кивая, смотрела на нее сияющими глазами. Учительница дважды повторила:
— Очень хорошо, очень славно! Пройдет несколько недель, и ты переведешь нам эту великолепную басню Лафонтена на венгерский язык. — Учительница снова постучала по столу. — Да, так на чем же мы остановились? Кто же такие бояре и кто овчары?
Мари Микеш быстро ответила:
— Раньше, при капиталистическом режиме, боярами назывались богатые румынские помещики, а овчар — это пастух, который охраняет стадо овец…
