Девочка и мальчик - [49]

– Я не знаю, когда это пройдет, – говорю я.

– Это никогда не пройдет, но со временем с этим можно будет жить, – отвечает мама.

Она берет меня за руку, и мы замедляем шаг. Доходим до леса, его первых деревьев. Низкие зеленые лучи вечернего солнца падают сквозь ветви деревьев. Дорога превращается в грунтовую, становится сырой, и последний отрезок до озера мы стараемся обходить грязь по траве. Внизу, на берегу озера, под березами стоит маленькая скамейка.

Мы сидим на опушке, выходящей к воде. Жесткая спинка под спиной. В воздухе и воде тишина ожидания. Поверхность воды отражает небо, и холм, и усадьбу на другой стороне озера.

– Мы с отцом почти все вечера провели тут, пока вы были в больнице, – говорит мама.

Я смотрю на дом. Все ставни и двери закрыты, две байдарки вытащены на берег. Старый дом выглядит опустевшим.

– Я думаю о них каждую секунду, – говорю я.

– Я тоже.

– Мне мерещатся их голоса.

Я дышу ртом. По глади озера проходит легкая рябь, когда рыба подплывает к поверхности, чтобы схватить насекомое. Мама долго держит меня в объятиях. Мы сидим и смотрим на воду. У самого берега на воде плавают большие кубышки. Стрекозы дрожат в воздухе, совершая молниеносные, непредсказуемые и точные движения. Я подбираю с земли ветку и начинаю счищать с нее кору.

– Ты не думал на время уехать? – говорит мама.

Я сдираю с ветки последние следы коры.

– Да, об этом я тоже думал, – говорю я.

Я внимательно рассматриваю ветку. Я содрал всю кору, светлая древесина блестит на солнце.

– Тебе пошло бы на пользу, если бы ты какое-то время побыл в другом месте. Хотя, конечно, ты можешь оставаться у нас, сколько хочешь, – добавляет она.

Звук распахнувшегося окна. Окно открыли, мне даже кажется, что я вижу силуэт человека в одной из комнат. Солнце спряталось за крышу дома и кроны деревьев на том берегу озера.

– Я не знаю, как из этого вырваться, – говорю я.

Мама плачет. Пытается улыбнуться.

– Очень больно видеть, как ты мучаешься, мой мальчик, – говорит она.

Мы еще долго сидим у воды. Воробей прилетает на ветку в нескольких метрах от нас. Вертит головой. Вскоре улетает. Не оставив после себя ничего. Даже ветка не шелохнулась от его внезапного взлета.

Темнота под деревьями сгущается. Окно усадьбы по-прежнему открыто. Я выбрасываю лишенную коры ветку в озеро. Она белеет пятном на поверхности, течение относит ее от берега. Я думаю, что уеду. Куда-нибудь отсюда.

Потом я думаю о лете. Только о лете.

39

В один из дней отец заходит ко мне в комнату. У него с собой метровой длины гвоздодер, который он протягивает мне. Гвоздодер холодный и увесистый.

– Зачем он мне? – спрашиваю я.

– Ты должен мне помочь кое в чем.

– В чем?

– Пойдем-ка со мной.

– Ты не можешь просто сказать, в чем дело?

– Пойдем.

Он выходит в коридор и идет к лестнице, ведущей на второй этаж. Я поднимаюсь за ним следом и вхожу в комнату, которая служит отцу кабинетом в те дни, когда он работает дома. Обычно тут на полу лежат шерстяные ковры-килимы, но сейчас он их скатал. Письменный стол и книжные полки он тоже вынес из комнаты. Отец останавливается посреди комнаты.

– Я заказал новый пол сюда в кабинет, его привезут на следующей неделе.

– Хорошо.

– Я бы хотел, чтобы ты мне помог.

Старые доски пола стерлись, во многих местах они расшатались и скрипят, когда на них наступаешь.

– Эти доски нужно отодрать и сложить в гараже, – говорит он.

– Ты хочешь, чтобы я их отодрал?

– Да, я подумал, почему бы тебе не помочь мне снять старый пол и положить новый.

– Я понятия не имею, как кладут полы.

– Научишься.

– Не лучше нанять специалистов?

– Мне будет приятнее иметь пол, который положил мой сын.

– Да, но я не знаю, как это делают.

– Я тебе покажу. Первым делом тебе надо разобрать старый пол. Это самое легкое из всего, просто отдираешь доски гвоздодером, – говорит он.

Когда отец оставляет меня одного, я принимаюсь искать, откуда бы начать, но ни один участок пола не кажется мне достаточно подходящим. Разборка полов выглядит непростой задачей. Я понимаю, что отец думает таким образом взбодрить меня. Как-то расшевелить. И хотя я знаю, что он все делает из лучших побуждений, меня это бесит. Мне хочется вернуться в свою комнату, сесть в кресло-качалку.

Я взвешиваю гвоздодер в руке. Потом вставляю его зубья в щель между досками. Чтобы подцепить доску как следует, я наступаю на изогнутую часть клина, загоняя его поглубже в щель, чтобы он мог приподнять деревянную планку. Раздается громкий треск, и гвозди начинают вылезать из поперечных балок под полом. Я поражен тем, как несложно оказывается отодрать доску. Перемещаю клин дальше, нажимаю на рычаг, и доска целиком высвобождается с чмокающим звуком. Под досками пустое пространство, за десятилетия там скопились пыль и всякий мусор.

Я поддеваю гвоздодером следующую доску, поднимаю ее. Бросаю рядом с первой. Подцепляю еще одну, нажимаю ногой, поднимаю, нажимаю, поднимаю, потом еще одну и еще. Приятно ощущать гвоздодер под ногой, слышать треск отдираемых досок. Я отрываю их одну за другой. С меня льет пот, но я этого не замечаю. Я весь в процессе: отдираю доски и складываю их в растущий штабель. Оторвав десять досок, я выбиваю из них молотком гвозди, отношу вниз по лестнице и складываю стопкой в гараже.