Девочка-Царцаха - [8]
— Познакомьтесь, это тот самый Нимгир Лиджиев,— сказала Клавдия Сергеевна Ксении.— Нимгир, знаешь ли ты, где в прошлом году садилась саранча?
— Три места такой у нас есть,— ответил тот, подумав.— Один место сейчас совсем чистый, а у Старого Кургана и на Харгункиновской границе царцаха>2 долго сидел, наверное, больной был, очень много помирал и сейчас там лежит сухой, как сухарь.
— Вот это мне и нужно!—обрадовалась Ксения:—А вы можете меня туда проводить?
— Только не завтра... А вы... сейчас куда едешь?
— Салькын-Халун. На обратном пути, через недельку, покажете?
Нимгир кивнул.
— Как вы в Салькын-Халун поедешь? Я сейчас из Булг-Айсты приехал. Начальник милиции вызывал. Банда опять в наш улус пришел. Сонринг и Харгункины — осадный положенье. Салькын-Халун — военный положенье. Начальник сказал — наблюдай порядок, хорошо охраняй аймак.
— Как же может один человек охранять аймак от целой банды?— изумилась Ксения.
— А это административный разговор,— отозвалась Клавдия Сергеевна.— Охранять у нас нечего. Никаких ценностей в аймаке нет.
Нимгир сверкнул глазами:
— А ты кто будешь? Ты есть самый главный наш ценность.
— Ну вот! Не угодно ли вам? Не меньше ста раз я ему объясняла, что не нуждаюсь в охране, а он взял моду — в любую погоду дежурить на школьном крыльце!— возмущенно сказала Клавдия Сергеевна.— Какой в этом смысл? Сами посудите, на что бандитам учительница? А если они встретят на крыльце Нимгира, ему несдобровать уже за одно то, что он милиционер. И если они задумают убить учительницу, разве он может помочь? Какая же польза в том, что вместо одного убьют двоих?
— Сначала меня пускай убивают,— упрямо сказал Нимгир.— Пока меня убивать будут, ты убегать можешь, прятаться.
Клавдия Сергеевна возмутилась:
— Никогда бы я так не поступила!
— Сто раз говорил?—не слушая ее, продолжал Нимгир.— Еще двести говори, все равно Нимгир никуда не пойдет!.. Булг-Айстинский агроном был?— спросил он, помолчав.
Клавдия Сергеевна встрепенулась:
— Нет. Ты его видел?
— Сам не видал. В Булг-Айсте Харгункиновский участковый тоже был. Он сказал, агроном позавчера приехал туда совсем-совсем мокрый... Там ночевал... В школе. Утром вчера поехал на Булг-Айсту.
— Да?—Клавдия Сергеевна задумалась.— Ну, поехал так поехал,— сказала она, встряхнувшись, и взяла чайник—Я пойду подогрею тебе чай, Нимгир.
Он посмотрел ей вслед, приподняв красивые, чуть изогнутые брови и, стукнув пальцами по столу, повернулся к Ксении.
— А вы откуда пришел?
— Из Ленинграда.
— Очень большой город? Там речка Нева будет?
Ксения кивнула. Нимгир снова задумался.
— Вот и чай,—Клавдия Сергеевна налила стакан и пододвинула к Нимгиру тарелку с хлебом. Веки у нее были красноватые и глаза чуть влажные. Нимгир внимательно посмотрел на нее, и молча принялся за чай. Молчала и Клавдия Сергеевна, глядя куда-то в сторону.
«Родятся же такие красавцы!— думала Ксения, разглядывая Нимгира.— Ни дать ни взять — царевич Камаразальман. Одни глазищи чего стоят! Миндалевидные, большие темные, с длинными густыми ресницами. И смотрят насквозь! И лоб умный, а рот как энергично сжат... К вороту гимнастерки белая полоска пришита... Скажи пожалуйста, какая культура в пустыне! И весь чистый, смотреть приятно. Эх, Яшки Злотникова нет, жалко! Посмотрел бы он, как ест калмык,— ему не чета!—не чавкает, локти на стол не ставит...»
Нимгир кончил пить чай и тихо спросил Клавдию Сергеевну:
— Ты здоровый?
— Что-то голова немного болит.
— Отдыхать надо...— Нимгир встал.
— Нимгир, я прошу тебя, спи сегодня в дежурке... Ну хоть один раз.
Он махнул рукой и вышел.
Посоветовав Клавдии Сергеевне скорее лечь, Ксения тоже вышла и присела на верхнюю ступеньку школьного крыльца. Степь была совсем голубой. По темному, почти черному небу, прорывая тонкое облако, поднималась огромная оранжевая луна. Нимгир принес винтовку и тулуп, сложил их на крыльцо и сел рядом с Ксенией.
—Не знаю, зачем так?—сказал он.— Очень трудно мне с русским человеком разговаривать... Никакой вы не получается. Как тебе вы скажу, если ты один тут? А надо говорить вы! Наверное, Клавдия Сергеевна ругать будет, зачем я русскому девочке вы плохо говорил! Извиняй...те, пожалуйста!
— Что вы, Нимгир! Какие пустяки! Да называйте меня на ты, если это вам легче.
— Нет, так не пойдет, если я—ты, а вы — ты... — Он окончательно запутался, и Ксения засмеялась.
— Ну тогда, Нимгир, я буду звать вас на ты... Как? Ты, Нимгир, все-таки будешь здесь дежурить?— спросила она, подчеркивая «ты».
— Конечно. Как можно девушку одного оставлять? Сам не знает, что говорит!
— А банды нападают на учителей?
— За три года такой дело не бывал. Но кто знает, что ему в голова ударит... Сам думаю так: ему никакой интерес в Сонринге нет. Булг-айстинский дорога рядом. Облава может быть, зачем он сюда пойдет? Но начальник очень строго говорил: «Каждый ночь, пока осадный положенье, дежурить надо». Я и сам знаю. Осадный — не осадный, всегда я здесь. Надо, чтобы Клавдия спокойно спал.
— Хорошая она?
— На весь область такой один будет. Весь аймак его уважает. Ребятишек любит, когда больной — лечит, платья зашивает, свой обед часто дает. Меня тоже три года учит—русский грамота, арифметика, география, человеком быть тоже учит.
Я считал дежурство веком, А вот скоро и пройдет. Так бывает с человеком: Подежурит и уйдет. v. 1.0 Сканирование, распознавание,беглая вычитка.
Сказание о жизни кочевых обитателей тундры от Индигирки до Колымы во времена освоения Сибири русскими первопроходцами. «Если чужие придут, как уберечься? Без чужих хорошо. Пусть комаров много — устраиваем дымокур из сырых кочек. А новый народ придет — с ним как управиться? Олешков сведут, сестер угонят, убьют братьев, стариков бросят в сендухе: старые кому нужны? Мир совсем небольшой. С одной стороны за лесами обрыв в нижний мир, с другой — гора в мир верхний».
Однажды к самому уважаемому одесскому ювелиру Карлу фон Мелю пожаловала очаровательная молодая дама, явно из высшего света. Представившись женой известного психиатра, она выбрала самые изысканные и дорогие украшения. Фон Мель и не догадывался, что перед ним великая воровка Сонька Золотая Ручка. И что он окажется втянутым в одну из самых скандальных афер ХХ века. В этой книге — истории о королевах одесских банд. Сонька Золотая Ручка, «баронесса» Ольга фон Штейн, юная Маргарита Дмитриевская по кличке «Кровавая Маргаритка»… Кто они? Жестокие предводительницы преступных группировок, легендарные мошенницы и аферистки или просто женщины, изящно мстившие миру за сломанные судьбы?
Серо Ханзадян — лауреат Государственной премии республики, автор книг «Земля», «Каджаран», «Три года 291 день», «Жажду — дайте воды», «Царица армянская» и др. Предлагаемый роман талантливого прозаика «Мхитар Спарапет», выдержавший несколько изданий, рассказывает об историческом прошлом армянского народа — национально-освободительном движении впервой половине XVIII века. В тяжелую пору испытаний часть меликов и церковной знати становится на путь раскольничества и междоусобной борьбы. Мхитар Спарапет, один из народных героев того времени, сумел сохранить сплоченность армянского народа в дни тяжелых испытаний и возглавил его в борьбе за независимость своей родины.
В книге Владимира Семенова «Кремлевские тайны» читателя ждут совершенно неожиданные факты нашей недавней истории. Автор предлагаемого произведения — мастер довольно редкой в Московском Кремле профессии; он — переплетчик. Через его руки прошли тысячи и тысячи документов и… секретов, фактов, тайн. Книга предназначена для самого широкого круга читателей, ведь в тайнах прошлого сокрыты секреты будущего.
В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.
Один из типичных представителей так называемой 'народной' (массовой) исторической беллетристики Дмитрий Савватиевич Дмитриев написал более трех десятков романов и повестей. 'Русский американец' - описывает эпоху царствования Александра I.