Девки - [124]

Шрифт
Интервал

— Ваше благородие, хоть на личико-то благородное, графское глянуть. Кругом все рожи, рожи. Хамово племя. Я вас помню совсем маленьким. Вы к нам с мамашей в монастырь приезжали. На козлах с кучером сидели, как ангелочек, в бархатных штанишках: «Мамуля, мамуля» — и лепетали по иностранному. И вот какая страшная участь: и вам страдать пришлось за правду. Как мир запутан. Боже, как запутан.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его руку. Он отдернул руку, она поцеловала рукав.

Из-за перегородки вышел бывший управляющий имением графа Орлова Карл Карлович. Он числился теперь заведующим музея-уникума — усадьбы XVIII века. Комиссар по охране памятников искусств несколько лет назад привез Карла Карловича с собой и поставил его на эту должность.

Карл Карлович был мужчина лет шестидесяти. Он с достоинством подал руку пришельцу и молча сел.

Потом вышел из-за перегородки Вавила Пудов.

— Ах, ваше благородие, — захныкал он. — Когда все это кончится. Думали двух недель не продержатся ироды. Уж чужестранцам и то все это не по нраву. А нам-то каково? Каждый вечер у меня под окнами голосят: «Отречемся от старого мира...»

Пришелец поморщился и спросил:

— Все в сборе?

— Здесь только одни верные люди, ваше благородие, — ответил Канашев. — Остальных особлюсь пока. Нынче все исхитрились, стали продажны, держать надо ухо востро. Родному сыну не доверяю. Вот вас собрал, а сына в мельницу отослал, а бабу свою на село. Все в сборе, ваше благородие, все...

— Никого из местного Совета, из комсомола, из земорганов не зачалили?[166]..

— Друзья у нас везде есть, ваше благородие. Но чтобы так вот, как с вами, собраться в единый круг, — этого избегаю.

— Плохо. Надо не опасаться их, — сказал он, обращаясь к Вавиле, — а с ними дружбу вести, приучать их. Не опасен для большевиков так явный враг, как тайный. Надо вам самим в Советы избираться.

— Противно ведь, ваше благородие, — заметил Пудов. — Мы народ воспитанный.

— Белоручки! Если боишься замочиться, то и броду не найдешь. Выбирай любое.

Воцарилась тишина. Вавила Пудов вздыхал. Очарованная Досифея пожирала пришельца глазами.

— Я хорошо знаком со всем Поволжьем, — сказал пришелец. — И если уж в ваших местах достопочтенные люди брезгуют в Советы лезть, как же мы в других местах этого добьемся?! На Ветлуге в девятнадцатом году как единодушно восставал народ. Что же, смелость растеряли или народу не стало? Ведь еще при государе-императоре там скитов было до сотни. Нет, нет, так дело не пойдет. Надо отчаяннее активизироваться. Поволжье всегда бунтовало. Вон в Залесском районе мужики отказались от окладных листов.

— А что вышло? — заметил Пудов. — Пришли сельсоветчики, переписали имущество, да и наложили на них еще больше того. Ох, как вспомнишь продотряды да комбеды, так мороз по коже. Опять, ваше благородие, все к этому идет. Ввели прогрессивно-подоходное обложение.

— От такого обложения только дурак не сможет увернуться, — сказал Канашев.

— Верно! — подтвердил пришелец. — Не суметь подпоить членов налоговой комиссии или, скажем, не суметь припрятать добро — это верх глупости. Вот вы, Егор Лукич, все вовремя учли и ловко отвели удар от себя. Вы здорово обошли их. Мукомольное товарищество — это блестящая идея. Мы ваш пример по всему Поволжью внедряем. А почему не назвали товарищество имени такого-то, ну какого-нибудь губернского начальника, это очень модно.

— Модно, да канительно, — сказал Канашев, — сегодня он начальник, завтра нет. Мы и так обойдемся с вывеской «Победа социализма». У нас на селе, ваше благородие, ни одного обложения. Научились каждое хозяйство подвести под уровень середняка.

— Ну, а как вы это, Егор Лукич, устраивались до товарищества?

— Да как? Очень просто. Как все. Расскажи, Вавила, его благородию, как ты увертываешься от индивидуального обложения. Меня это совсем не касается, я — давний член сельскохозяйственной кооперации.

— Этому, ваше благородие, мы все сейчас так научились — профессора. Ведь в налоговой комиссии у нас дураки да бахвалы сидят: «Мы кулаков знаем, мы с ними расправимся». Кабы умные были, беда бы наша. А им пол-литры сунешь, они и ручные. Проверить сами хозяйство ни за что не пойдут. Налоговая комиссия накладывает налог на такой доход с имущества, который укажут в сельсовете. А что в сельсовете нашем добрые люди сидят, им тоже пить-есть хочется. Они укажут, как тебе удобнее; не подмажешь — не поедешь — новая политика. Налоговая комиссия — она в волости, неохотно на места выезжает, да и что она сделает? В волости двадцать сел, восемьдесят деревень, если проверять им каждый двор, так они не только к сроку, а за год не управятся. Притом же ведь кулак, середняк, бедняк — это только форменные слова, понятные для городского. А тут на месте попробуй разберись. В каждой волости да в каждом селе свои об этом понятия. Скажем, у нас он середняк: коровенка у него, лошаденка, а в Звереве такой в бедняках ходит. Поэтому всегда из одной графы в другую проскочить можно. Уговоришь секретаря сельсовета, и он тебя запишет, каким хочешь. Пока не жалуемся на сельсовет. Председатели меняются, но отношение все так же к нам хорошее. Разбираются, понимают, сочувствуют. По нашим местам такие числятся градации (кулаков у нас, конечно, нету): зажиточные — они должны иметь доходу тысячу рублей; восемьсот — середняк, четыреста — слабое хозяйство, двести — бедняк. Дальше идет категория шантрапы... Слабые хозяйства платят чепуху: пять шесть рублей в год, бедняки ничего не платят. Я числюсь в зажиточных — плачу сорок рублей. А если правду говорить, ваше благородие, то тысячу рублей дохода я получаю только от пасеки. Машина числится за соседом. Доход от лошадей вовсе в графу не попадает, от фруктового сада — тоже. Овец, кур, свиней не указал. Да мало ли чего другого. Если бы по правилам налоги платить, так вместо сорока-то рублей, с меня пришлось бы тысячи...


Еще от автора Николай Иванович Кочин
Нижегородский откос

Роман «Нижегородский откос» завершает трилогию о Великой Октябрьской революции («Гремячая Поляна», «Юность», «Нижегородский откос») старейшего советского писателя. Здесь главный герой романа Семен Пахарев на учебе в вузе, В книге показано становление советского интеллигента, выходца из деревенской среды, овладевающего знаниями.


Князь Святослав

О Святославе Игоревиче, князе Киевском, написано много и разнообразно, несмотря на то что исторические сведения о его жизни весьма скудны. В частности, существует несколько версий о его происхождении и его правлении Древнерусским государством. В своем романе Николай Кочин рисует Святослава как истинно русского человека с присущими чертами национального характера. Князь смел, решителен, расчетлив в общении с врагами и честен с друзьями. Он совершает стремительные походы, больше похожие на набеги его скандинавских предков, повергая противников в ужас.


Кулибин

Книга посвящена жизни и деятельности российского механика-самоучки Ивана Петровича Кулибина (1735–1818).


Парни

Всё творчество старейшего нижегородского писателя Николая Ивановича Кочина (1902–1983) посвящено процессам, происходящим в российской провинции, их влиянию на жизни людей. Роман «Парни» рассказывает о судьбе крестьянского сына Ивана Переходникова, ставшего кадровым рабочим на строительстве Горьковского автозавода. Знак информационной продукции 12+.


Рекомендуем почитать
Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.