Девчонки и слезы - [9]
Но он неверно истолковывает мой жест. Обхватывает за талию, крепко прижимает к себе и начинает целовать. Запускает руки в волосы, пальцем поглаживает ухо, нежно покусывая мочку, продвигается к шее, к тому месту, где она переходит в плечо. Затем осторожно расстегивает школьную блузку…
– Нет, Рассел, не надо! Прекрати, пожалуйста, прекрати.
Мне ужасно хорошо – только страшновато. Не хочется заходить слишком далеко. И потом – вдруг папа Рассела или Синтия вернутся домой раньше времени и застукают нас на ослепительном кремовом диване.
– Можно пойти ко мне в комнату, – шепчет мне на ухо Рассел.
– Нет! Послушай, я ведь сказала… не хочу.
– Нет хочешь.
– Хорошо, конечно хочу, но все равно не буду.
– Даже при том, что мы любим друг друга? – Рассел берет мою руку в свою и целует кольцо на пальце.
– Вот именно. – Я отстраняюсь от него, одергиваю одежду и стараюсь собраться с мыслями – я вся в жару, руки-ноги дрожат, и я так его люблю, что вот-вот потеряю остаток благоразумия…
Я направляюсь к нему в комнату. Говорю, что мне хочется посмотреть, как он живет. Здесь все выглядит совершенно потрясно, ни капельки не похоже на обиталище недоразвитого школьника – никакого беспорядка: разбросанных носков, липких кружек и засохших объедков. Комната у Рассела суперстильная – на окнах кремовые жалюзи, пол застлан темно-коричневым ковром, на стене висят гитара и плакат с певцом соул. Фантастический письменный стол со скошенной как у парты поверхностью, высокий белый табурет с лампой над ним, краски, пастели, цветные карандаши, стопка блокнотов и альбомов для рисования. Я замечаю наброски очаровательного мультяшного слоненка. Он смахивает на моего слоника Элли, которого я рисую на всех школьных тетрадях и изображаю в конце писем рядом с именем.
– Это слоник Элли.
– Не Элли, а просто слоник, – говорит Рассел.
К верхнему наброску клипсой прикреплен розовый листок, на котором что-то написано. Я к нему приглядываюсь, хотя Рассел пытается меня оттащить, приподнимает волосы и настойчиво целует в шею. Это объявление о конкурсе детского рисунка, в котором также могут участвовать и подростки. Участникам надо придумать мультипликационный персонаж. На основе работ победителя будет снят всамделишный мультик и, возможно, его покажут по телевизору. Среди членов жюри – Никола Шарп! Она мой самый любимый детский иллюстратор – обожаю ее книжки про прикольных фей.
– Вот здорово! Рассел, а почему ты мне ничего не сказал про конкурс? Я тоже хочу поучаствовать.
– Ты опоздала, Элли. Все сроки давно истекли. Я уже послал свой рисунок.
– И кого ты нарисовал?
– Ну, ясно, кого… – бурчит Рассел и указывает пальцем на слонят.
– Но ведь это я придумала! – меня захлестывает возмущение.
– Ничего подобного. У слоника Элли уши гораздо больше, хобот не такой морщинистый и совсем другое выражение.
– А вот и нет. Когда слоник Элли счастлив, он тоже отставляет ногу и высоко задирает хобот, – я тычу пальцем в рисунок Рассела.
– Все счастливые слоны одинаковые, – Рассел легонько щелкает меня по носу. – Не дуйся, Элли. У тебя нет авторского права на всех мультяшных слоников.
Он пытается меня поцеловать, и я ему отвечаю, но без прежнего пыла. Он украл у меня слоника Элли. Моего слоника. Я чувствую себя малышом, у которого отняли любимую плюшевую игрушку. Понимаю, что веду себя по-детски, но мне обидно до слез. И до чего низко с его стороны – ни словом не заикнуться про конкурс. Мы ведь могли бы вместе к нему готовиться. Но теперь это уже не важно. Подам работу самостоятельно. А Рассела даже спрашивать не буду. Вообще ничего ему не скажу.
Рассел пытается уложить меня рядом с собой на темно-коричневую кровать, но у меня пропало все настроение. Настает его очередь дуться. Но когда я начинаю рассматривать книги на полках, он оживляется. У Рассела полно альбомов по искусству, зачитанные издания «Гарри Поттера» и Филиппа Пулмана, полное собрание Терри Пратчетта, «Властелин колец», несколько романов Стивена Кинга, несколько – Ирвина Уэлша и Уилла Селфа и замусоленные выпуски про паровозик Томас. Одним глазком я заглядываю в шкаф и нахожу там несколько потертых плюшевых медведей и армию игрушечных солдатиков в отделении для свитеров.
Когда с работы возвращается Синтия, у нас весь ковер заставлен солдатиками и война в самом разгаре. Вид у Синтии потрясающий – рыжие волосы, изящный кремовый костюм, куча золотых украшений. Очень эффектная женщина, хотя и не первой молодости. Синтия лезет из кожи вон, стараясь нам угодить, – угощает настоящим кофе и американскими шоколадными кексами, задает всякие вопросы для поддержания разговора. Я изображаю саму вежливость, но Рассел не слишком себя утруждает и в ответ только что-то бурчит.
Неужели я была такой же врединой, когда Анна только-только переехала к нам и стала жить вместе с папой? Возможно, еще хуже. Должно быть, Анне жизнь в ту пору казалась сущим адом, тем более что она была всего лишь студенткой. Надо почаще ей помогать. Она много работает и постоянно придумывает новые фасоны свитеров, а папа – типичный ретроград, он, как всякий мужчина, только ворчит, бранится и порой бывает несноснее Цыпы.
