Девчонки и слезы - [16]
А теперь я просто собачка.
Жирная собачка. Или даже свинка.
Я этого не выдержу. Как можно быть такой гадкой?! Разве она не знает, как сильно я комплексую из-за своей фигуры? Знает, что в прошлой четверти я чуть не стала анорексичкой. Неужели она хочет, чтобы я опять взялась за старое и заморила себя диетой?
Нет, я не позволю плевать себе в душу. Не стану принимать ее слова близко к сердцу.
Легко сказать. Весь день я сижу в классе как истукан, в полном одиночестве. Такое чувство, будто на спине у меня надпись «жирная», которую Надин вывела большими печатными буквами. Нестерпимо больно. В прямом смысле этого слова. Приходится потирать спину. Начинает ныть живот. Его раздуло больше обычного. Мерзкий арбуз, из-за него того и гляди юбка затрещит по швам. Бью по нему кулаками под столом. Боль усиливается. Мерзкое ощущение, будто у тебя сдавливает кишки, до противного знакомо. Начались месячные.
Надо бежать домой, как только прозвенит звонок с урока. На миг я мешкаю – вдруг Надин посмотрит в мою сторону? Но с самого обеда она в упор меня не замечает, хотя мы сидим совсем рядом. Она спокойно складывает рюкзак, не переставая болтать с Магдой. Магда вертит головой, встречается со мной взглядом, в ее глазах тревога. Она улыбается, но ни на шаг не отходит от Надин.
Ну и ладно, не собираюсь здесь торчать в надежде, что они со мной помирятся. Да и не могу. Надо поскорее добраться до ванной и привести себя в порядок. Я оглядываю сзади юбку и торопливым шагом направляюсь к дверям.
– Элли, подожди! – окликает меня Магда. И добавляет: – Что ты ведешь себя как маленькая!
Да как она смеет! Я взрослый ответственный человек и поступаю совершенно здраво. А вот Надин – глупая идиотка. Позволяет абсолютно незнакомому человеку писать ей дурацкие письма. Он может быть кем угодно. И зовут его подозрительно – Эллис. Может, он и на самом деле маньяк-извращенец.
Я ужасно зла на Надин, но в глубине души ее по-прежнему люблю. Не хочется, чтобы она влипла в какую-нибудь историю. Она заявила в лоб, что не собирается меня слушать. Что ж. Может, стоит кому-нибудь все рассказать – маме Надин или ее папе? Нет, не могу. Надин меня прибьет. Они с Магдой перестанут со мной разговаривать до конца жизни.
– Элли! Эй, Элли!
О господи! У школьных ворот стоит Рассел. Я чуть было не прошла мимо него.
– Ой, Рассел, извини!
– О чем задумалась? Уж не обо мне ли?
– На самом деле меня беспокоит Надин, потому что…
– Знаю: потому что ты помешана на ней и на Магде, – раздражается Рассел. – Ума не приложу, зачем ты со мной встречаешься? Таскайтесь везде своей троицей, раз тебе так нравится.
– Если хочешь знать, мы поссорились, – говорю я. – Послушай, я очень волнуюсь за Надин, она совсем спятила и…
– У нее точно не все дома. Выкинь ее из головы, выкинь из головы Магду. Пойдем ко мне. Мы с тобой чудесно проведем время.
– Не могу.
– Почему?
У меня язык не поворачивается сказать, что мне надо домой, в ванную, и чем скорее, тем лучше. Конечно, с бойфрендом положено быть откровенной и говорить обо всем. Мы обсуждаем разные темы, но не эту. Я смущаюсь.
– Я… я не очень хорошо себя чувствую. – Кстати, это довольно близко к правде. – Хочу пойти домой и полежать.
– Полежи лучше со мной, – предлагает Рассел.
– Еще чего!
– Я буду очень нежным. Помассирую тебе лоб, плечи – и другие части тела…
– Прекрати!
Он слишком нетерпелив, и его постоянные притязания уже действуют мне на нервы. Конечно, приятно, что он обо мне заботится и меня любит, но, кажется, единственное, что его волнует с недавних пор, – это как далеко можно со мной зайти. То есть мне нравится, когда мы вместе, но порой хочется, чтобы он воспринимал меня как личность, а не как тело.
Тело меня страшно подводит. В животе что-то давит, и я чувствую настораживающую влагу.
– Извини, Рассел, мне правда надо домой, – выпаливаю я и припускаю со всех ног.
Наконец добегаю до дома – уже на грани нервного срыва. Анна оставила записку, сообщив, что отправилась в город на встречу с покупателем большого сетевого магазина, который хочет торговать недорогими вязаными изделиями для детей, сделанными по ее выкройкам, но в массовом количестве.
«Если дело выгорит, работы существенно прибавится, так что я не уверена, что скажу «да», – разбираю я каракули Анны. – Ты знаешь своего папу и всю ситуацию».
– Разумеется, соглашайся, Анна, – бормочу я. – А на папу не обращай внимания.
Я читаю дальше. Ой, мамочки. Цыпа отправился пить чай к Наташе, младшей сестре Надин.
«Надеюсь, я вернусь к шести, но если задержусь, будь ангелом, Элли, забери Цыпу», – пишет Анна.
Остается надеяться, что она не задержится. Мне совершенно не улыбается идти к Надин, во всяком случае сегодня.
До чего же приятно хоть иногда побыть дома одной. Я долго принимаю горячую ванну, лежу на спине под слоем пены и поглаживаю свое несчастное больное раздувшееся брюхо.
ЖИРНАЯ!
Нет! Не хочу думать о Надин. Или о Магде. Или о папе. Или об Анне с Цыпой. Или о Расселе. Хочу думать о себе.
Я насухо вытираюсь полотенцем, натягиваю свой старенький джинсовый комбинезон и полосатую толстовку, усаживаюсь на кровать скрестив ноги и рисую мышку Мертл. Какие только приключения не выпадают на ее долю, жуть. Она даже бежит в Лондон и поселяется в метро, прячется в туннелях и шмыгает в укрытие всякий раз, когда мимо с грохотом проносится поезд. Ее великолепная голубая шерстка становится черной как сажа, и она теряет кончик хвоста, едва не попав под сапог рабочего.
