О, почему я не заболел ангиной!
А потом Владимир Сергеевич нам стал рассказывать эпизоды из своей жизни. И слушать его было необычайно интересно.
Однажды в зимнем туристском лагере он ехал с товарищем на лыжах по склону горы, и вдруг снежная лавина сбила товарища с ног и засыпала его. Надо было мчаться за помощью в лагерь, но Владимир Сергеевич не бросил друга, а стал его откапывать сам. И так он разгребал снег всю ночь, пока не вытащил на склон своего полуживого товарища.
Зойка с горящими глазами смотрела на Владимира Сергеевича.
— И он, значит, живой остался?
— Живой. Что ему сделается! Сейчас тоже, как и я, геолог, — сказал Владимир Сергеевич. — А вот еще другой случай…
Наш вождь с головы до ног был напичкан разными случаями. Каждый его герой, будь то какая-нибудь бабушка или профессор, все они имели свои голоса, свои походки, и я, например, очень зримо представлял себе худощавого охотника в рваном полушубке, в огромной волчьей шапке, на которого в тайге напал уссурийский медведь-шатун. Владимир Сергеевич пошел с ружьем на подмогу охотнику, выстрелил в упор, но медведь все-таки успел снять «скальп» с Владимира Сергеевича. И ему в больнице снова натягивали волосы на голову. Это был невероятный случай, и мы, может быть, и не поверили бы начальнику Кара-Бумбы, но он в доказательство показал нам длинный шрам под волосами на лбу.
Я слушал Владимира Сергеевича и думал о том, что за таким бы человеком я пошел бы на край земли. Только зря он все это при Зойке рассказывает!
Владимир Сергеевич лежал перед костром, и на его бледное, осунувшееся лицо спадали со лба две прядки волос, которые он то и дело закидывал пятерней назад. Глаза его — большие, карие — были очень живыми.
Вдруг в кустах мелькнула голова какого-то мальчишки. Мелькнула и исчезла.
— Что-о такое? — приподнялся на локте Владимир Сергеевич. — А ну-ка, Лешка, узнай, в чем дело.
Лешка вскочил на ноги и кинулся в кусты.
Через минуту он привел к шалашу наголо остриженного веснушчатого паренька. На нем были трусы и белая рубашка с пионерским галстуком. Ему было лет девять-десять. Он оглядел нас всех, бросил взгляд на шалаш и нерешительно сказал:
— Здравствуйте… товарищи! К вам можно?
— А-а, заходи, заходи! — будто старому приятелю, ответил Владимир Сергеевич. — Откуда пожаловали? Куда путь держите?
— Мы… я… — проговорил мальчик, не зная, с чего начать. — Мы в пионерском лагере все живем… А мне своего друга позвать можно?
— Ну что ж, зови! — сказал Владимир Сергеевич.
Мальчишка засунул два пальца в рот, оглушительно свистнул и закричал:
— Эй, Славка, иди сюда! Не бойся!
Кусты за шалашом зашуршали, и рядом с неожиданным пришельцем появился новый. Он был так же, как и первый, стриженый и в пионерском галстуке. Лицо у него было монгольское: скуластое, с узенькими щелочками глаз и с широким облупившимся носом.
— Вот, — сказал веснушчатый, — мы вдвоем пришли. Это Славка, а я Толя. А это правда, что вы к себе в шалаш принимаете?
— Конечно, правда. Вы же пришли и видите, мы вас не гоним! — сказала Зойка.
— Нет, мы не об этом… — сказал Славка. — Ну, в свой отряд вы записываете или нет?
— А какой у нас отряд? — удивленно спросил Владимир Сергеевич.
— Как какой? Вы же сами знаете… — улыбнулся Толя.
Мы переглянулись.
— Мы-то все знаем, а вот ты что скажешь? — сказал я.
— Ну, про вас говорят, что у вас тут детский партизанский отряд по борьбе за самостоятельную жизнь…
Владимир Сергеевич улыбнулся, но тут же спрятал свою улыбку и спросил:
— Ну, и с кем же мы боремся?
— Конечно, это, может быть, враки, — опустив глаза, сказал Славка, — но, говорят… с родителями!
Я хотел захохотать, но Владимир Сергеевич мне сделал знак рукой.
— А тебе кто же насолил, папаша или мамаша? — спросил вдруг Лешка.
— Ему мачеха насолила, — ответил за друга Толя.
При слове «мачеха» у меня сжалось сердце. Я спросил:
— А она тебя бьет или работать заставляет?
— Хуже… — ответил Славка.
— Она ему совсем дышать не дает! — пояснил Толя. — Вот мы приехали в лагерь, а его мачеха в этой же деревне себе дачу сняла и все время лезет его целовать. А ему стыдно перед ребятами.
— Ясно, — сказал Владимир Сергеевич. — А у тебя. Толя, к кому претензии?
— А он разозлился на нашу пионервожатую! — сказал Славка. — Сегодня Гришка подошел к Тольке да как плюнет на него, а Толька не растерялся и тоже в него плюнул. Ну, тут и пошло! А Галя их заметила и обоих заставила на кухне картошку чистить. А он удрал.
— Э-эх, граждане… — сказал Владимир Сергеевич. — А мне кажется, что вы сюда не по адресу попали. Во-первых, у вас не веские доводы для приема в наше содружество. Ну, что же — мачеха? Мачеха, видно, у Славки хорошая. А во-вторых, зачем же нам такие члены, которые плюют друг на друга?
— Не примете, значит? — спросил Славка.
— Нет. Надо вам сначала еще арифметику товарищества изучить.
— Чего-о? — удивился Толя.
— Арифметику! — наставительно сказал Лешка. — Как надо относиться друг к другу. А потом уже к нам приходите на… высшую математику.
— А как же мы будем арифметику изучать? — спросил Толя.
— А это уж я не знаю, — развел руками Владимир Сергеевич. — Это дело вашей Гали.
