Девчонка из моего детства - [5]

— Как же так? Не может быть! — сказал я с притворным удивлением и начал развязывать шнурки.

— Не говорил.

— Удивительно! Я тебе еще ни разу не сказал, что я тебя люблю? — я скинул ботинки и стал надвигаться на нее.

— Ни одного разочка, — теперь она улыбалась шире. И тут грянул телефонный звонок. Я инстинктивно кинулся к столику у входа на кухню, чтобы поднять трубку, и тогда произошла странная вещь: краем глаза я отчетливо успел заметить, как улыбка на Ленином лице застыла. А дальше было еще более странно. Я схватил трубку, и произошел такой разговор:

— Алло! Это номер двадцать один пятнадцать десять?

— Да.

— А где женщина, с которой я только что разговаривала? Это из морга звонят. Передайте ей, что неопознанных тел к нам сегодня не поступало.

Послышались короткие гудки. Я медленно повернулся к Лене.

— Ты не представляешь себе, как я беспокоилась, — сказала она. — Ты даже не оставил номер рабочего телефона. Я ничего не знала. Ты ушел и пропал. А вдруг тебя сбила машина?

Оказалось, что я все еще сжимаю телефонную трубку. И держать ее было почему-то как-то очень непривычно и неудобно. Я с трудом оторвал взгляд от Лениного лица и посмотрел на трубку. В том месте, где я держал ее, она вся была помятая, как будто сделана была не из пластмассы, а из пластилина, и рельеф этот складывался во что-то удивительно знакомое. Я долго смотрел на трубку в глубоком оцепенении, из нее доносились гудки отбоя, и я вдруг понял, что это. Она выглядела так, словно ее крепко сжимали какой-то неведомой раскаленной докрасна рукой. И рука была меньше, чем моя. Это была женская рука.

* * *

Весь вечер мы были предельно любезны и ласковы друг к другу. Лена приготовила прекрасный ужин, мы поели, поговорили, посмотрели телевизор и легли спать. Мы решили забыть о недоразумении с моим опозданием, телефоном и моргом, а вместо этого сделать выводы из случившегося. Иногда очень полезно так делать, тем более что если бы я не опоздал, то она бы никуда и не звонила. Я был виноват на девяносто девять процентов, и меня устраивало такое легкое решение ситуации.

А ночь опять свилась вокруг нас коброй, опять душила нас в своих объятиях, и Боги, Боги тоже спустились на землю, как в прошлый раз. Было время плоти, а не разума, было время ощущений, а не слов, и все остальное вокруг исчезало. Елена — значит «солнечная». Эта была жаркая, необычная женщина, но она сводила меня с ума, и это решало все. Что мне все ее странности, когда мне так хорошо с ней? Какое это имело значение, если она была самым близким мне человеком? И к тому же единственным. Еще одна ночь и начавшийся за ней день стерли между нами всякую неловкость, и утром я спросил у нее, хочет ли она привезти ко мне своего ребенка.

— Я не знаю, — сказала она. — Может быть, нужно подождать?

— А как он там без тебя? Сможет ли?

— Он у моей матери, так что ничего с ним не случится. Вопрос в том, как ты примешь его.

— Если бы я не хотел, чтобы он жил с нами, я бы не предлагал тебе привезти его, ведь так?

Она потянулась, встала с кровати, и, глядя на меня сверху вниз, сказала:

— Это я понимаю. Но ты же не знаешь мою девочку.

— Так это девочка?

— Да. Ее зовут Светлана.

— Светлана. Красивое имя. А по отчеству как?

Лена смотрела на меня в упор и молчала.

— Все равно тебе придется когда-нибудь сказать.

Она молчала. Я вздохнул, тоже встал, и, не глядя на нее, начал одеваться.

— Что ж ты тогда позавчера первым делом начала говорить об откровенности, — сказал я ей. Я, собственно, и не ожидал ответа, но она вдруг произнесла три слова, которые сразили меня наповал:

— Светлана Валерьевна Фролова.

Я так и замер с одним носком в руке. Господи, эта женщина не перестает удивлять меня!

— Валерка? Валерка Фролов? Тот самый?

Она медленно кивнула, и я присел на краешек кровати. Вот это да! Валерка Фролов, как и Лена, был моим другом детства. Мы все жили в одном дворе — я, Лена, Валера и еще несколько ребят. Он был таким суетливым, суматошным мальчишкой, все время тараторил и тараторил, рассказывая все подряд. Валерка уехал в другой город где-то года за два раньше Лены, и я больше о нем ничего не слышал. Я думал, что на этом наше знакомство закончилось навсегда, но, как видно, судьба все-таки свела нас снова. И таким необычным способом, что меня это потрясло.

«Почему?!» — хотелось крикнуть мне, — «Почему именно он?!» Как и где они встретились, эти два знакомых мне человека, в каких неведомых городах, в каких местах, где меня не было? И где он теперь, почему она одна? И тут же, словно бы приближаясь, заголосили позавчерашние вопросы: почему она приехала ко мне? Зачем именно я вдруг понадобился ей через пятнадцать лет? Этот невиданный хор зазвучал в полную силу, перекрывая друг друга, срываясь на визг, и я, не в силах больше выдерживать его, застонал. Моя голова превратилась в улей — вопросов там с каждой секундой становилось все больше и больше, и каждый из них больно жалил, как пчела. Мне захотелось схватиться ладонями за виски и сжимать голову, потому что я боялся, что она сейчас лопнет от всех этих вопросов, на которые нет ответа, как слишком сильно надутый воздушный шарик. Лена опустилась передо мной на колени.