Дева в саду - [190]

– Войди.

Александра тронула бедность этой комнатки: несколько вещичек, линолеум, выцветшие репродукции, стопки книг, которым не хватило полок. Туалетного столика не было, только квадратное зеркало над старым дубовым комодом. У зеркала в одном углу была вставлена мутноватая газетная фотография Александра, в другом – большое глянцевое фото Фредерики в костюме Елизаветы. Это тоже тронуло его, но несколько иначе. Перехватив его взгляд, Фредерика сказала:

– Кроу был прав, меня выбрали за типаж. В школе меня заставляли играть мужчин, а Кроу просто понравилось внешнее сходство. Унизительно.

– Ты не права. На одном сходстве такую роль не вывезешь.

– Ни капли крови не отдам… – задумчиво сказала она и ощутила острое волнение.

Александр, волновавшийся по другой причине, осторожно сел на краешек кровати и пригласил Фредерику сесть рядом:

– Мне все кажется, что сейчас ворвется твой отец. Это нервирует. Как хочешь, но это водевильный сюжет в дурном вкусе. Для меня это имеет значение.

– У нас нет выбора, милый. Весь наш роман в дурном вкусе. Но вот комната, и вот мы. Отец не ворвется, мы в безопасности… Наверное.

Александр обнял ее и повалил на кровать. Поцеловал. У него росло чувство, что за ними следят. Она опять боялась, что вскроется ее обман. Фредерика вдруг вскочила, как кукла-неваляшка:

– Нет, не могу. Это все неправильно.

– Вот и я тебе говорю…

– Нам представился шанс, и как бездарно мы его тратим!

– Может быть, сегодня вечером… – Александр положил тяжелую ладонь на приятно недоступную теперь линию ее паха. Фредерика вздохнула.

– Я бы вернулся вечером, – продолжал Александр, – с бутылкой вина. Когда ты уже точно будешь знать, что они не приедут ночевать.

– А я бы приготовила ужин.

– Именно.

– Со свечами. В темноте.

– Великолепно.

– Тебе бы это понравилось?

– Конечно, – отвечал он. – Я приду пешком через поле, тихо, в темноте. Войду через заднюю калитку. Мы сядем и спокойно выпьем вина. А потом – вся долгая ночь впереди.

– И тебя не будет раздражать этот дом?

– Я хочу тебя, – сказал он со всей яростью, на какую был способен. «Может быть, в темноте, – думал он, – дом и не будет так на меня давить. В темноте люди тайно входят в чужие дома – за любовью. В темноте все выглядит по-другому».

Они решили полежать немного рядом и, полностью одетые, мучились бесплодным желанием, а потом он ушел.

Александр задумчиво ехал обратно к школе. На сей раз он посмотрел на домик Дженни, но тот был тихий, со слепыми окнами. Александр подумал заодно, что оттуда нельзя видеть поле: домик слишком близко стоит к концу улочки. Карманы у Александра были набиты неотвеченными письмами. Нужно все их вынуть перед сегодняшним свиданием. Кроме толстых, так и не вскрытых конвертов от Дженни, тут были ответы почти на все его вслепую разосланные соискательские формы. Александр был нужен всем. Его приглашали на собеседование в Оксфорд, в манчестерское и лондонское отделение Би-би-си, в знаменитую старинную частную школу в Дорсете. Были не только ответы, но и просто письма с предложениями: от издателей драматургии, от литагентов, от лондонского импресарио, от американского продюсера с сомнительной репутацией, от всевозможных литобъединений, школьных и университетских, городских и деревенских. Наконец-то Александр обрел имя и независимость, наконец-то двигался к чему-то большому. Но в голове его неотвязно вставал образ плотного голого человека в пруду и неистовой девчонки в убогом кирпичном домике, ждущей темноты. Возможно, разумнее было бы не ходить к ней. Сложить чемоданы и уехать. Но только мелькнула у него эта мысль, как накатили жар и слабость: нет, невозможно. Отношения с Фредерикой он должен разрешить здесь и сейчас, иначе не будет ему ни свободы, ни покоя. Значит, все разрешится в темноте. Что до Дженни и Джеффри, он просто напишет письмо им обоим, где расскажет всю правду, как он ее видит. Правда поставит крест на этом этапе его жизни. Но нужно еще немного подождать…

До Фредерики дошло, что придется отправиться за покупками. Баночная ветчина не имела успеха днем и не сулила чудес вечером. К тому же Фредерика вдруг поняла, что никогда ни для кого не готовила и готовить-то, собственно, не умела. С деньгами тоже было негусто. Эра Элизабет Дэвид с ее заморскими яствами еще не пришла, и идею хорошего ужина для двоих Фредерика могла почерпнуть из дамского журнала либо из репертуара Уинифред, все реже готовившей «по-настоящему». Итак, половинки грейпфрута, украшенные вишнями, жареная утка и фруктовый салат со сбитыми сливками? Или легкие канапе, бифштекс с картошкой в мундире и салатом, а на десерт печеные бананы с ромом и сбитыми сливками? Или мороженое? Или суп с домашней булочкой, печеная форель, а на сладкое бисквитно-фруктовый десерт, пропитанный шерри?

С уткой она, пожалуй, не справится. Как выбрать мясо и как зажарить его не до состояния подошвы? Неясно. Ни шерри, ни рома в доме нет, денег на такие роскошества тоже. Ей ни разу не попадались вкусные канапе, так что этот вариант отпадает. Суп из банки – пошлость, суп обязательно должен быть домашний, значит, и суп – мимо. Из всех этих блюд ей под силу только грейпфруты и картошка. Значит, их она и купит, а там, может, и посетит ее вдохновение у витрины блесфордской мясной лавки. Фредерика как раз стояла мрачная у витрины с полной сумкой картошки, грейпфрутов, галет и датского сыра с синей плесенью, когда мимо с ревом промчал на мотоцикле Уилки. Фредерика поспешно зашла в мясную лавку. Мясник посоветовал ей взять «свиных котлеток на косточке». Фредерика, неспособная отличить свиные котлеты от бараньих и не знающая, существуют ли котлеты говяжьи, покорно попросила завернуть ей две. Из Диккенса ей помнилось, что джентльмены любят сочные котлеты, и к тому же самые невзрачные котлеты были все же лучше неудавшегося бифштекса.