Дева в саду - [182]
Лодж ткнул Александра локтем в ребра:
– Моя лучшая сцена, театр, как ему быть положено.
Медленно-медленно прямая, упористо сидящая фигура с головой-башней в бесценных каменьях склонилась на подушку. Мисс Йео, умирая, могла удерживать внимание зрителей несчетно, безбожно долго. Рыжий парик откатился в сторону, напомнив многим отрубленную голову Марии Шотландской, выпавшую из парика. Смертельно бледная женщина с белыми волосами канула в кремовые складки шелка. Забилась, забилась, борясь со смертью, и замерла, как сияньем ранней зари окруженная складками сорочки. Две фрейлины подошли и любовно расправили ткань и сведенные члены, превращая королеву в памятник самой себе. Вложили алую розу меж сомкнутых ладоней Тюдоровской Розы, Глорианы, Астреи. Из-за ранней темноты и яркого прожектора все было еще белей обычного, и актриса казалась безлицей, только выдавался клювастый нос, который ей сегодня в последний раз бережно вылепили в гримерной. Теперь, когда все видели королеву лежащей в смерти, можно было ее унести, что и было сделано, а она пребывала белой, мягкой, недвижной.
– Тут слегка приврано, – сказал Лодж. – Старая ведьма под конец залезла-таки в кровать. Но это – настоящий театр. Как быть положено.
Пьеса кончилась. На террасе грустно прощались актеры, уже в обычной одежде, лишенные костюмов, которым предстояло теперь в плетеных корзинах разъехаться по театральным музеям, включая Стратфордский.
Уилки почему-то велел в знак скорби разбить инструменты бутылочного оркестра. Выбрал место на конюшенном дворе и велел все швырять туда. Мальчишки поменьше ликовали от звона и дребезга, но многие плакали: им хотелось сохранить свои бутылки на память. «Какая польза, – сказал Уилки сим ренегатам, – от одной ноты, если погиб оркестр? В мире полно пустых бутылок, и все они к вашим услугам. Дуйте, сколько душе угодно». Нет-нет, оркестр подлежал полному уничтожению. Впрочем, Уилки сохранил свои схемы, и однажды музыка сфер зазвучит снова. Пока же он не желал, чтобы его идею опошлили. К тому же осколки так красиво блестят… Мальчишки швыряли и швыряли бутылки, мир крошился на осколки и гремел нестройно.
Фредерика подошла к Кроу, который, казалось, с большим вниманием слушал здравые советы, что Марина давала Антее Уорбертон. Поблагодарила его за все, что он для нее сделал. Уже менее решительно попросила об аудиенции: посоветоваться насчет будущего. Кроу самым любезным своим голосом заверил ее, что рад будет помочь советом – если ей это кажется таким нужным. Протянул ей стаканчик – Фредерика испугалась было, что это очень сладкий шерри, но было не похоже.
– А о чем, собственно, ты хотела посоветоваться?
– Я всегда хотела стать актрисой, – начала Фредерика. – Может быть, с такими отзывами, – (она не решилась сказать «с такой ролью на счету»), – я могла бы пробоваться в театральное училище или даже в репертуарный театр? Попытаться развить успех? Я всегда хотела связать карьеру с театром. Вы не подскажете, с чего мне хотя бы начать?
Кроу улыбнулся и похлопал ее по плечу. Потом улыбнулся еще шире:
– Подскажу. Хотя подсказки Лоджа или, может, даже старины Александра будут тебе полезнее. Но ты просишь моего совета, и ты его получишь, дитя мое. Приготовься же. Чтобы сделать карьеру на сцене, ты должна, во-первых, – голос Кроу был мягче шелка, – обзавестись новым лицом и телом. А затем научиться играть кого-нибудь, кроме себя самой. Возможно, все это удастся тебе каким-то чудом, но и тогда сделай, как советует твой папа: поиграй в актрису в каком-нибудь кружке, а потом сделай ставку на превосходные отметки, о которых все мы даже слишком наслышаны. Собственно, играть ты ведь не способна. Тебя взяли за внешнее сходство, а такая удача повторяется редко. Ты вот справедливо заметила однажды, что прелестную Антею взяли «за красоту и грацию». Но дело в том, что на сцене в целом эти ее качества ценятся капельку больше, чем твои. Я согласен, лучше бы Антея поменьше щебетала, но идеал, как известно, недостижим, хотя театральные училища битком набиты юными особами, сочетающими красоту, грацию, голос и толику того особого, совершенно необходимого актрисе ума, которым ты, увы, обделена.
– Понятно, – сказала Фредерика.
– Не сомневаюсь. Позволь еще раз поздравить тебя с прекрасной ролью, ты превзошла все ожидания, даже мои. Интуиция нас не обманула. Желаю тебе всевозможных успехов в Оксфорде, Кембридже или другом подобном заведении. А мне пора вернуться к милой Антее и ее временным, но серьезным неприятностям. До свидания, Фредерика.
В тот прощальный вечер у гримировального зеркала к вазелину примешались слезы. Правда, совсем немного, ибо Фредерика была неистово горда. Она незаметно подглядывала за сидевшей рядом Мариной. Марина была безобразна. Возможно, она никогда в жизни не была красива. Хотя вполне могла таковой казаться. В словах Кроу была, конечно, месть за побег с Солнечного ложа, но Фредерике хватило ума не только уловить, но и признать: в целом Кроу был прав. Ну что ж, так, значит, оно и есть.
