Детство Сашки - [19]

Вот оно! Аж мурашки побежали по затылку и спине…

Правильно говорили родители, что если подтягиваться постоянно, хорошо питаться и хорошо спать, то во сне быстро растешь.

«Это насколько же я вырос?» — подумал он. Поднял руки, разжал кулаки и потянулся к небу пальцами — вот так была перекладина еще вчера днем. А теперь. Он опустил руки и так же пальцами дотронулся до холодного металла трубы. Да это же сантиметров двадцать, не меньше! Он же теперь, наверное, самый высокий в отряде!

Сашка отошел от турника, прищурясь, осмотрел его. Снова подошел, уцепился покрепче, согнул ноги в коленях и повис, слегка раскачиваясь. Точно, даже и линейка не нужна — все двадцать сантиметров.

Где-то сзади гомонил и толкался отряд, готовясь к построению на зарядку. Вожатые все еще выгоняли разоспавшихся пионеров и пионерок на улицу, а звеньевой первого звена шестого отряда пионерского лагеря «Восток» продолжал исследовать свое тело, так вдруг быстро вытянувшееся за одну ночь на двадцать (да нет — на все двадцать пять!) сантиметров.

«Сашка, иди в строй!» — кричали сзади. Но он еще минуту повисел, согнув ноги, закинув голову назад и смотря в яркое синее утреннее небо, сияющее сквозь сосновую хвою и отражающееся золотом на сосновых стволах. Потом сделал несколько шагов спиной вперед, боясь оторвать взгляд от свидетельства его роста. Медленно повернулся, и, опаздывая, вприпрыжку побежал к построившемуся уже отряду.

Его место было сразу за командиром, впереди своего звена. Он, казалось, даже не думал о том, что такой рост должен был сразу выделить его на фоне остальных пионеров. Привычно встал на правом фланге. Привычно осмотрел свое звено. Все на месте. Васька не успел сбежать в деревянную избушку-туалет (только недавно звено взяло его на поруки — пацана хотели выгнать из лагеря за курение в туалете). Все были здесь, все были на месте.

Прозвучала команда «напра-во!», и, растянувшись цепочкой, отряд трусцой побежал к спортгородку. Вот сейчас-то все увидят, какой он стал большой. Но к турнику подскочил Васька, который был на голову ниже его, протянул руки, вцепился в перекладину, и повис, тоже слегка сгибая ноги в коленях.

За спиной разговаривали вожатые:

— Хорошо дядя Петя все устроил. А то некоторые просто не доставали до перекладины. Да и опасно — высоко же. Если заберется кто, да оттуда упадет? Молодец, дядя Петя — за вечер переделал турничок…

Так, значит, он совсем не вырос? Это, выходит, плотник лагерный все сделал? Но Сашка не успел себя пожалеть. К нему подлетел Васька и, горячо обхватив за плечи и пригнув голову к своим губам, жарко задышал в ухо, зашептал. Он подслушал, как вожатые разговаривали, что за отличное поведение, за активность и вообще за все-все-все их звену сегодня можно будет не спать! Вместо «мертвого часа» они будут собирать хворост и валежник для большого лагерного костра. И это еще не все. Говорили, что среди костровых — а не было выше звания и больше доверия, чем Костровой Большого Костра — в этот раз будет и кто-то из «малышей», то есть из нашего, шестого отряда! А еще вернее — кто-то из нашего, первого, самого лучшего звена!

…

И был в лагере «мертвый час», когда все лежали в кроватях после обеда, а первое звено шестого отряда носило из леса сломанные сухие ветки, старые доски, какие-то выкорчеванные пни, и складывало все это большой кучей на берегу речки Гайва, в которой в эту смену так никак и не удалось искупаться из-за постоянно идущих дождей. Куча была собрана такая, что за ней можно было стоять в полный рост, и никто бы не заметил даже самого высокого в лагере парня из первого отряда, который по утрам поднимал флаг на флагштоке.

А потом шестерым пацанам дали в руки по факелу из намотанной на длинные шесты пакли, на паклю дядя Петя полил из ведра бензином, а остатки бензина плеснул на кучу валежника. И начальник лагеря лично поджег эти факела. И Костровые Большого Костра двинулись вперед и стали с разных сторон зажигать эту кучу, которая вовсе и не куча теперь, а большой лагерный костер.

…

Сашка смотрел на Большой Костер, зажженный его собственными руками, и счастливо улыбался, размазывая по лицу копоть и отмахиваясь от слетающихся по вечернему времени к огню комаров и мошек. Он уже совершенно забыл, что еще утром был счастлив совсем по другой причине. А потом почти несчастлив, а потом снова счастлив. И вот теперь он был не просто Сашка из шестого отряда, он был Костровым Большого Костра.

…

Было лето. Было тепло. И счастье было каждый день.

Привод

Сразу за домом был маленький сквер. Совсем маленький, почти как второй двор, только в деревьях и кустах. За сквером проходила дорога, а за дорогой начинался овраг. Вообще-то правильнее было называть его не овраг, а, скажем, разрез. Когда-то, наверное, тут протекал какой-то приток. Или просто рукав от реки тут проходил. А потом, когда строили ГЭС, тут еще подкопали, подсыпали, и теперь по дну оврага проходила железная дорога, выходящая прямо на плотину. А на одном боку, на том, что к домам, разрешили садовые участки. Там солнечно, на этом склоне. Народ делал террасы, подпирая землю досками, и росла тут и клубника, и огурцы, и помидоры в хорошее лето вызревали красные. Пониже садов шла тропинка, по которой можно было сбежать до самого низа. Потом надо было перейти, оглядываясь влево-вправо, железную дорогу, а дальше, еще через километр, была уже река и пристань, с которой летом ходил теплоход-трамвайчик до центра.