Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени - [44]

Вышел в прокат фильм «Гиперборейск – город химии». Его показывали в кинотеатрах перед началом сеанса вместо кинохроники. Аню стали узнавать на улице. «Это не южный город. Даже уральцы считают его северным», – говорил диктор, пока камера скользила вдоль рядов деревьев на улице Пятилетки и на проспекте Ленина. Город был вполне фотогеничен. Папа сказал, что, оказывается, когда-то Каганович посетил Гиперборейск. Его провезли ранним летним утром по чистым безлюдным улицам, после чего он назвал город «уральским Парижем». Из всего снятого в музее остались только проходы по музею с Коноваловым и эпизод, где Аня шепчет что-то третьекласснику. Многочисленные кадры с курносыми почему-то в фильм не вошли.

44

На калируднике построили новую школу, и со следующего учебного года Аня будет учиться в ней. Появилось много новых учеников и учителей. С Геркой Клюндом они играют на уроках в слова, с Борькой Арбузовым переписываются с помощью азбуки Морзе. Часто она ловит на себе взгляд высокого чернобрового Юрки Цвелограя, у которого уже пробиваются усики. Арбузов немногословен – может быть, потому что заикается, а записки его очень романтичны, написаны высоким штилем. На день рождения он подарил ей открытку с медвежонком в берете, где написал азбукой Морзе: «Яна (это Аня задом наперед), желаю быть наисчастливейшей изо всех мыслящих Вселенной». Присылал и стихи, тоже закодированные: «Благородны дела наших дней, необъятны просторы. На великое в жизни сумей обратить свои взоры и под стать ему станешь. Аня, напиши любимое высказывание».

В музыкальной школе тоже перемены: теперь теорию музыки и музыкальную литературу у них ведет Валентина Ивановна, которую снова бросили в прорыв: предыдущего учителя, красавца-брюнета Зайченко, посадили за растление малолетних. Его жена, преподаватель фортепьяно, которая раньше ходила с начесом и хвостиками и в девичьих платьях пастельных цветов с глухим воротом, стала делать замысловатую взрослую прическу и ярко красила губы на сразу повзрослевшем заплаканном лице. Все ее жалели. А девочки, оказывается, давно заметили, что когда Зайченко вызывал их к доске, всегда смотрел им на грудь. Но растлил он кого-то не в школе, а в музучилище, которое недавно открылось в городе, где он преподавал по совместительству.

Аня обожала оба предмета – она лучше всех писала музыкальные диктанты, безошибочно определяла любые аккорды и интервалы, хорошо читала с листа, отлично знала музлитературу – и Зайченко, как и его предшественник, всегда ставил ей пятерки. А Валентина Ивановна каждый раз говорила, что Аня не совсем чисто поет. Но ведь если бы она не чисто пела, ей бы не давали сольные альтовые партии на уроках по хору! И чистая радость от походов в музыкальную школу омрачилась от сознания несправедливости, с которой Аня ничего не могла поделать. Ведь с диктантами или слушанием интервалов двух мнений быть не может – ты или правильно выполнил задание, или нет. А при чтении с листа, как бы Аня ни старалась петь, в конце Валентина Ивановна будет стучать по клавише, качая головой: «Все-таки чуть-чуть съехала, даже не на четверть тона, совсем немножко».

Аня ходит в музыкальную школу пешком, пересекая наискосок большое поле, отделяющее калирудник от города, чтоб было быстрее. Под ритмичный скрип снега под ногами хочется читать стихи, а иногда они сами придумываются – просто так, без начала и конца:

Первый ноябрьский мороз.

Солнце – ярче, чем летом.

Щиплет лицо до слез

Юго-восточным ветром.

Город сжался в комок

Возле уснувшей Камы…

Мама с папой ушли вечером в гости, и Аня перед сном решила сделать уборку, пока никто не мешает. Когда она мыла пол в передней, открылась дверь, вошла мама, а за ней папа. Тряпка упала на пол, Аня ахнула и в ужасе прижала руки к щекам. Папино лицо было залито кровью. Оказалось, когда они возвращались домой напрямик через снежное поле, к ним подошли хулиганы и стали приставать к маме, и папа им врезал. Они полезли в драку, но потом ушли. Молодец папочка! Но все это очень страшно, и могло кончиться хуже. Отныне Аня будет ездить на музыку на троллейбусе, который недавно начал курсировать между городом и калирудником.

18 декабря 1961 г. Решила опять вести дневник. Сегодня в музыкальной получила по хору 4. В. И. опять придралась, что я низко пою. Что же мне, визжать, что ли, как недорезанному поросенку? В такой школе получила 5 по контрольной по алгебре и за изложение «Станционного смотрителя». Чего только у нас не писали ребята! Клюндт – «помер» (и многие другие), Борознов – «дрозжащий», «куму-то», Смирнова узнала Минского в одной из лошадей, главное действующее лицо у Керносовой – Минин, у Мухатаева – Маша (вместо Дуни), у Цвелограя «Минский сидел на ручке кресла, облокотясь на Дуню», Вика Кузнецова написала вместо «гусар» – «гусляр». Дежурим по школе сейчас мы. Бедные мы, несчастные! Я дежурю у 7 «В». Хотела поменяться с Сашкой К. (он в б «А»), но оказалось, что он – вот ненасытная натура! – дежурит уже в буфете. По-моему, Галя В. сказала мне про них с Юркой неправду. Сегодня специально наблюдала. Сашка-то еще может быть, а вот Юрка… Почему только меня это так интересует? Не знаю. Да, еще вызывали сегодня по истории. Больше ничего примечательного. Сидоров все еще, кажется, ведет себя по-старому. Ну что ж! Ничего не поделаешь. Очень не хочется учить уроки. «Война и мир» так и манит. Сегодня в ДК Ленина концерт произведений Шопена, а я не пойду, не пойду, не пойду…