Детский мир - [15]

– Андрон!.. – напряженным голосом позвал он.

Дрюня, судя по всему, тоже отсутствовал. Сергей пару секунд подумал, а затем толкнул дверь.

Дрюня стоял в углу, почему-то были на нем высокие брезентовые ботинки, очень старые джинсы и свитер, который расползался по ниткам, все лицо – коричневато-серого цвета, а из впадины рта, как сироп, протянулась вишневая струйка крови. И вообще он был какого-то не такого роста: мешковатый осевший, притулившийся в стыке обоев, волосы дыбились у него, как пакля, а прямые кургузые руки висели вдоль тела.

Сергей чуть не грохнулся от этой картины – он, как сумасшедший, рванулся было вперед, но уже мгновенно дошло, что это не Дрюня, – что не Дрюня, а мастерски сделанное подобие. Сразу стала видна расписанная красками мешковина, целлулоидные глаза, которые дико застыли. Изготовлено все это было весьма талантливо, сходство, несколько карикатурное, не вызывало сомнений, посмотреть откуда-нибудь издалека, так – безусловно Андрон, до сих пор Сергей и не подозревал у него художественных способностей, но производило, однако, отталкивающее впечатление – словно жалкая, уродливая копия человека. Сергей оглядел его с некоторым отвращением. Значит, это и есть «заместитель», подумал он. То, что Дрюня мастерил последние две недели. Как ему только времени своего было не жалко. И потом, почему «заместитель», мы в детстве называли их «братиками». Я, как помнится, изготовил «братика» Хомячка, а у Харитона был братик по имени Галабуда. Харитон уже тогда любил дурацкие прозвища. И, насколько я помню, «братики» эти были меньших размеров. Сантиметров, наверное, пятьдесят; как изменились масштабы.

Он попытался вспомнить, зачем они делали «братиков». Ведь, наверное, не для того, чтобы разыгрывать семейные сцены. Что-то там было совершенно иное. Где-то нужно их было оставить, и кто-то их забирал. Нет, не помню, давно все это происходило…

Сергей был несколько обескуражен. Неужели это «заместитель» за ним следил? Елки-палки, как разыгралось воображение. Это – после вчерашнего, наверное, результаты похмелья. Надо выбросить все это из головы.

Сказано – сделано, он перемыл на кухне посуду, аккуратно подмел и протер кое-где заляпанный пол, просмотрел все углы: не бросил ли Харитоша хабарик и, наконец, разогнавшись, вымыл доски крыльца, где приветливо просияло свежее дерево. Настроение у него заметно улучшилось, ведь недаром считается, что работа и помогает и лечит, абстиненция проходила, он даже начал нечто насвистывать, в этом мире вполне можно было существовать, и, лишь вспомнив о записке, оставленной Веткой, и подняв крышку погреба, залитого мерзкой тьмой, он смутился, охваченный нехорошим предчувствием. Очень уж ему не хотелось туда лезть. Засосало под ложечкой и нежный озноб пробежал по затылку. Сергей рассердился по-настоящему. Он, в конце концов, взрослый самостоятельный человек. Какого черта ему бояться предчувствий. «Глупости это все», сказал он довольно громко. И, опершись руками о деревянные ребра, решительно спрыгнул вниз.

Внизу было холодно, и стояла такая плотная тишина, что бывает, наверное, только в погребе. Электричество здесь отсутствовало, но достаточно было света, который проникал через квадрат в потолке: серел мешок с прошлогодней картошкой, громоздились у задней стены пустые деревянные ящики, а два мощных бочонка, которыми они были подперты, создавали внутри ощутимую атмосферу гниения. Бочонки уже давно следовало бы промыть, но все руки не доходили, Сергей лишь поморщился, а когда стал набирать сухой крупный картофель, то квадратная крышка погреба вдруг с пристуком захлопнулась.

Навалилась непроницаемая темнота, и, придавленный ею, Сергей почувствовал, как у него сперло дыхание.

– Эй!.. что за шутки?!.

Ответа не было.

– Ветка! Дрюня!.. Это вы там ерундой занимаетесь?!.

Ни единого звука не доносилось снаружи. Зато в самом погребе, кажется, от стены раздалось отвратительное, животное, тоненькое попискивание. И – стремительный шорох, как будто там кто-то возился.

Сергей выпрямился. Мыши, подумал он. Тотоши нет, вот и обнаглели, мерзавцы. Ничего, я завтра поставлю здесь пару капканов. А все щели забетонирую, кончится у них сладкая жизнь.

Он вдруг понял, что совершенно утратил ориентацию. Лесенка, которая вела из погреба вверх, находилась, кажется, где-то слева. Сергей вытянул руку. Пальцы коснулись шершавых досок обшивки. Он шагнул и сразу же ударился обо что-то. Брякнула свалившаяся с бочонка деревянная крышка. Дохнуло гнилью. Мыши стихли, и в наступившей прямо-таки обморочной тишине, он услышал, как мерно поскрипывают половицы под чьи-ми-о уверенными шагами. Словно кто-то нагруженный пересекал вверху кухню, и тяжелая поступь роняла труху из щелочек.

– Эй!.. Ветка!..

Ответа по-прежнему не было.

И на мгновение Сергею представилось, что – это Альдина, в своем синем директорском платье и нелепых очках, пригибаясь, волочит дрюниного «заместителя», и лиловые щеки ее раздуты от напряжения.

Он вдруг вспомнил, что не далее, как вчера, он небрежно поинтересовался у Ветки, откуда взялась эта Альдина, кто такая и почему оказалась директором «Детского мира», лично он, Сергей, ни о какой Альдине не слышал, и Виктория, на секунду задумавшись, объявила, что, черт побери! – в самом деле какая-о загадочная история: еще два года назад магазином заведовал товарищ Бурак, он на пенсии, а почему появилась Альдина, неясно; вероятно перевели, во всяком случае, не из местных. «Но откуда-то она, значит, приехала», сказал Сергей. И смущенная Ветка, недовольно пожала плечами: «Разумеется. Что это у тебя интерес пробудился?» – «Просто так». – «Просто так о женщинах на расспрашивают». Чувствовалось, что ей неприятно обнаруживать некомпетентность. Она быстренько прекратила тягостный диалог, но Сергей нисколько не сомневался, что работа теперь начнется и что скоро он будет иметь об Альдине самые полные сведения.