Детские шалости - [16]

Когда он думает о своей семье, когда он пытается представить себе эту семью, если оперировать терминами фамильного древа, как его как-то раз просили сделать в школе — вероятно, это должно было быть большое дерево с многочисленными листьями, — он представляет только сломанные закорючки, сухие, безлиственные ветви. Хотя он уверен, что структура его семьи не хуже, чем миллионов других семей, и по крайней мере когда он немного повзрослел, когда думал, что может отойти от этого, когда ему казалось, что он уже отошел, он вспоминает, он дал самому себе обещание, что если у него когда-либо будут дети, он никогда не поставит их в похожую ситуацию. Марк будет уверен, что с ними все в порядке. Будет держать с ними связь. Сделает так, чтобы все были вместе.

Подъезжая к дому своей дочери, который, как обнаружилось, находится на окраине Ньюбери, в старом районе, принадлежащем городскому совету, где полно одноквартирных домов, сохранившихся с тех самых пор, с похожими металлическими оконными рамами, и бледно-желтым кирпичом, и мшистыми крышами, такой же дом, как и тот, в котором он жил с Ким, и даже тупики такие же, по крайней мере в конце дороги есть забор (а не разворот в форме полумесяца), с неряшливым передним садиком, неухоженность выставлена на всеобщее обозрение, и вот его живот почти заходится в спазме, и сердце бешено стучит, как будто он передознулся скоростью, и он понимает, что теперь уже слишком поздно — хотя он совершенно точно заставил себя забыть то самое обещание, которое дал себе много лет назад — и которое он нарушил. Впечатляюще. Проползая в этот тупик мимо пришедшего в негодность дома Лили, ища место для парковки и не желая привлекать внимание к своей машине — он не хочет, чтобы ее исцарапали, — Марк внезапно оказывается не в силах представить, что его дочь уже прошла через взросление, он уверен, что она пережила гораздо более страшные вещи, чем он сам. Откуда он может знать, какие чувства она испытывает, ожидая его приезда? Предполагается, что этот человек — ее отец, но она не виделась с ним сто лет. Она его, вероятно, даже не помнит. Но которого — может быть, между ними существует-таки некая связь и он ощущает то, что чувствует она — она ненавидит.

Вот только он надеется, что с этого момента все пойдет по-другому, потому что история не повторяется, потому что поколения начинают отличаться друг от друга ровно в той точке, в которой он отличается от своего отца, потому что он беспокоится об этом ребенке, которого вынужден был оставить. Он никогда не переставал любить ее. Марк может поклясться ей в этом, что бы она о нем ни думала. Какой бы она ни была. Теперь, когда он добрался сюда, он в этом уверен.

Глава 6

Марк идет по мокрой дорожке, пытаясь наступать на сухие места, не засыпанные обертками и раздавленными банками из-под напитков, окурками, старыми сигаретными пачками и кусками того, что похоже на кошачье дерьмо, или, во всяком случае, просто на дерьмо, и Николь берет его за руку. Она предлагала, что подождет в машине, но он настоял, чтобы она была рядом. Впрочем, Марк не хочет, чтобы они видели, как он боязливо ухватился за ее руку, ни Лили, ни Ким — и он не знает, почему, но не может перестать об этом думать — и он отдергивает руку и засовывает в карман джинсов, что не слишком-то легко, потому что на нем самые лучшие джинсы, очень узкие (он знает, что у него до сих пор аппетитная задница), но по крайней мере теперь он не держится за Николь, которая оказалась впутанной в эту ситуацию, и другую руку он засунул во второй карман, и он думает, что она быстро смекнула, в чем дело, потому что Николь прикусывает нижнюю губу, всасывает внутрь щеки и затем чмокает губами, именно так она делает, когда он ее чем-нибудь огорчает.

Им не приходится стучать. Дверь, покрытая темными, затвердевшими каплями некой субстанции, похожей на смолу, и облупившейся светло-зеленой краской, открывается, словно автоматически, до того, как они успевают подойти вплотную. Как будто раздвижные двери супермаркета, думает Марк, и там, за этой дверью, недвижно, абсолютно безо всякого выражения на лице, стоит тощая девчонка, и на ней — весь в зацепках, с длиннющими рукавами, выцветший пурпурный свитер и расклешенные джинсы, заметно потрепанные на заднице. Она ростом почти с Николь, и у нее мертвенно-бледное лицо, только на лбу несколько больших пятен, а может, есть пара прыщей и на подбородке, но этого не видно, она смотрит в землю, у нее прямые, безвольно висящие, явно выкрашенные, почти алые волосы, отвисшие ниже плеч. Марк замечает, что она босая, замечает пальцы ее ног, высовывающиеся из-под грязных потертых штанин, и ногти на ногах накрашены пурпурным, на оттенок или два оттенка темнее, чем ее верх. Марк не может понять, зачем ей приспичило красить ногти на ногах, если все остальные детали ее туалета такие грязные и неряшливые, такие неопрятные, впрочем, ему кажется, что она выбрала очень странный оттенок. На ней Discman, и он слышит, что в наушниках на полной громкости грохочет музыка, и он понятия не имеет, что именно она слушает.