Детка - [84]
Мария Регла трясет оператора за плечо:
– Что случилось? Где мы были?
– А, ты насчет репортажа. Ничего не вышло. Неужели ты не помнишь? Не может быть. Никто не хотел говорить перед камерой… Народ дикий, забитый, друг с другом языками чешут, а как увидят камеру – так сразу полные штаны… Ладно, оставайся сегодня у меня…
Итак, она вернулась к этой сирой действительности – без дома, без времени. Может быть, ее родня услышала новость по радио, прочитала в газете? Оператор советует ей не фантазировать попусту – новости подобного рода обычно обходят молчанием, здания по всему городу рушатся чуть не каждый день. Мать наверняка посчитает ее погибшей под обломками. А отец, о Господи! Напуганная, Мария Регла жалобно всхлипывает. Она соглашается поехать с оператором, потому что сама и шагу больше не может ступить от усталости.
Оператор живет в маленькой светлой квартирке в Ведадо вместе с матерью, отцом, двумя тетушками, несколькими братьями и кузенами. Жена – у своих родителей. Поэтому детей у них нет. Он ставит раскладушку на балконе, единственном свободном месте в квартире, и ложится там. Мария Регла без сил падает на диван-кровать в гостиной, где обычно спит оператор. Следя за китайским театром теней на потолке, она продолжает думать о девушке из пятьдесят девятого года.
Реглита хочет рассказать оператору о своем странном видении, – что ж, он не прочь допустить, что все ее слова – правда, хотя бы все это ей просто приснилось, однако сам он, конечно, ни сном, ни духом. Повернувшись на другой бок, оператор задает оглушительного храпака. С утра пораньше Мария Регла начинает тот же разговор, она как будто позабыла, что лишилась дома и всего имущества, но стоит оператору напомнить ей об этом, как она отмахивается от его слов, как от не стоящей внимания ерунды. Ей кажется, необходимо срочно достать машину и вернуться в деревушку. Как известно, капля камень точит. Кроме того, оператор – добряк, каких уже не производит на свет, мать-природа, и поэтому соглашается одолжить у старшего брата его «Ладу». Вскоре они снова мчатся по сельским просторам.
За окнами машины тот же пейзаж, но на этот раз никаких перемен не происходит. Реклама возвещает все о том же. С небольшими вариациями. Иногда встречаются надписи, сделанные светящейся краской или неоновые: «Испытайте соблазн». И – крупным планом – пышнозадая негритянка с тюбиком зубной пасты. «Курите сигареты «Голливуд»«, «Путешествие в Голливуд», «Пользуйтесь самолетами кубинских авиакомпаний». И так далее, и так далее… пока они наконец не въезжают в Санта-Клару, что в древней провинции Вилья-Клара.
Кругом все в развалинах, можно подумать, что место заброшено, если бы не стайка босых девчушек, скачущих через веревку, обычно служащую для привязи лошадей. Мария Регла подходит к детворе. Она нервничает, не понимая, что за каприз времени разрушил вчерашний праздник. Девочки поначалу дичатся, прерывают игру, настороженно выжидают.
– Вы знаете беременную девушку по имени Каридад? Она вчера была здесь. Она сказала, что живет в голубом деревянном доме…
– Каридад? Каридад?… – загорелая девочка с растрепанными волосами морщит лобик, пытаясь вспомнить. – У нас один только синий домик – вон там, облезлый такой… – Девочка показывает на крышу, почти скрытую деревьями. – По-моему, там живет сейчас одна сумасшедшая старуха, она недавно приехала, а звать ее… Звать ее Кука.
– Бабушка мне рассказывала, – встревает ее подружка, – что Кука, когда была маленькой, жила здесь, а теперь вернулась, чтобы найти успокоение… Она вся сухая – кожа да кости. Целыми днями сидит и бормочет, что давно-давно должна была встретиться с одной журналисткой. До сих пор ее ждет, говорит, что по телевизору будут рассказывать о ней и ее жизни – такой выйдет телесериал!..
– Какой сейчас год? – спрашивает журналистка.
– Ну, ты даешь! Какой же еще, если не тысяча девятьсот девяносто пятый!
Сердце переворачивается в груди у Марии Реглы. Она медленно бредет к указанному дому. Девчонки снова затевают свою игру. Оператор посапывает в машине. Одежда на нем и на девочках все та же, не изменилась и машина. А верно ли говорят, что можно перенестись из одного времени в другое? И почему обязательно брать за образец прошлое? Почему не подумать о будущем? Попытаться представить его?
(Минуточку, до сих пор ты заставляла меня лить слезы, и, обрати внимание, я тебя ни разу не перебивала. Но все эти вековечные мудрствования тебе не к лицу. Все очень просто, жизнь моя, вернись на землю. Ты ведь не Мария Регла, ты ее рупор, ты ей подчиняешься. Она попросила тебя ее воскресить? Разве не так? Ну, отвечай же – так или не так? Нет, если это так, то я молчу. Но, насколько помнится, это именно я предложила блестящую идею ненадолго ее оживить. Ты попросила у нее разрешения, и она с удовольствием дала согласие. Но не затем, чтобы ты заставляла ее молоть всякую чушь, у тебя нет права взваливать на нее свои заботы. Будущее, будущее, будущее – зачем все это? Здесь у людей хлопот полон рот, так что бессмысленно требовать от них размышлений о всяком там будущем. Здесь думают о том, как решить проблемы насущные! А о будущем, которое так тебя беспокоит, хорошо рассуждать на садовой скамейке! Эти все разговоры я назубок знаю, детка, и давай-ка не будем начинать все сначала. Я давно это талдычу, но послушай еще раз, коли ты такая твердолобая: живи своей жизнью, милочка! Все равно тебе ничего не решить. И нечего попусту хлопать крыльями – с мертвых взятки гладки, а про живых я и не говорю. Что ты все носишься с этим городом и с этой деревней – дома у нее, видишь ли, рушатся один за другим, зелень в полях гниет. А ты чего ждала? Что на Карибских островах расцветет новый Токио? Нет уж, всю интеллигенцию в этой стране вывели горохом. Поэтому только горох по карточкам и продается. Национальная отрава. Волшебная похлебка: вроде бы ничего не едим, а все крепнем. В крови ни одного красного шарика, а гляди ж ты – подрезаем самую могущественную империю в мире. Так что насчет будущего все ясно. Не хочешь, чтобы я про будущее говорила – все, молчу. Молчу, молчу. О'кей? Можешь продолжать.)
Кубинка Зое Вальдес живет в Париже. Она широко известна как поэтесса, сценаристка и автор причудливых романов, принесших ей не одну престижную премию. В романе «Кафе "Ностальгия"» Зое Вальдес, словно Пруст в юбке, препарирует свое прошлое и настоящее, причем запретных тем для нее не существует.На Кубе, где книги Вальдес запрещены, она причислена к авторам порнографической литературы. Писательница шутя объясняет свое «пристрастие к бесстыдному жанру» тем, что в Гаване из-за жары она писала, сидя нагишом на стуле, ворс мягкого сиденья ласкал ее кожу, подстегивая воображение.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.