Дети золота, дети песка - [28]

Лишь султан имеет право находиться здесь столько, сколько пожелает, но лишь с ее дозволения.

Эти сады в свое время стали подарком прошлого султана, Сабира I, возлюбленной дочери. Любопытной и жаждущей знаний росла она, читающей книги и изучающей древние карты. Рвалась она прочь, за стены дворца, мечтая узнать, что хранит за собой мир за пределами Алтын-Куле, но кто позволит подобное царской дочери? Стремясь утолить ее жажду, приказал Сабир воздвигнуть в гареме оазис рукотворный, дать дочери все, что только она пожелает. Лишь свободу так и не смог ей дать.

Но даже это не погасило пламя в прекрасной этой душе.

Наложницы, заметив главу янычар, разбегаются в стороны, точно те же птички, и тянется за ними разноцветный шлейф легких одежд. Прячутся за колоннами и стволами деревьев, но не стараются сделать так, чтобы вовсе их не увидел. Лишь игра это, лукавая невинность, выставленная напоказ. Одна краше другой, смотрят они за каждым его движением, следят ярко подведенными глазами за каждым шагом, перешептываясь. Хихикают, стоит Касиму бросить на них мимолетный взгляд. Янычар не имеет права на них смотреть, но безнаказанная вседозволенность пьянит его.

Уж точно не был бы рад их нынешний султан, Саид III, если бы узнал, что другой мужчина любуется его сокровищницей. Лишь он может лицезреть красоту этих женщин, слышать их песни, игру на музыкальных инструментах или наблюдать за тем, как танцуют они, извиваясь изящно подобно змеям. Лишь он один может возлечь с любой из них, пригласив красавицу в свои покои.

Безусловно, с ее дозволения. Лишь она решает, кого из наложниц может он возжелать.

Его прекрасная, всемогущая госпожа.

Венценосная.

Она возлежит на тахте в окружении сотен и тысяч ярких подушек. Кончиками пальцев ног, опущенных вниз, она касается холодной воды, и край струящегося одеяния, качающийся на волнах, вызванных легким движением ступней, темнеет. Подобные мелочи ее не беспокоят, даже не обращает на них внимания. Подле головы ее стоит бронзовый поднос, покрытый эмалью и полный разнообразных фруктов. Вся поза ее источает покой и праздность, ленивое наслаждение жизнью, и Касим бы умер, лишь бы оказаться ягодой винограда, которую она перекатывает между пальцев.

Взгляд карих глаз скользит по строкам, написанным на пожелтевших, едва ли не истлевших страницах древнего фолианта. Скользит лениво, без интереса – давно уже знает наизусть каждое слово, что начертано здесь.

Они ей наскучили. Они все ей наскучили.

Рабыни, мягко качающие над ней веерами из павлиньих перьев, переглядываются, но ничего не говорят, стоит им завидеть его. Их взгляды не столь волнуют его, как взгляд той единственной, о которой он мог мечтать. Касим не помнит, когда в ликах других женщин, с коими доводилось ему делить ложе, он стал видеть ее лицо.

Он останавливается у самой нижней ступени, накрытой алым ковром, ведущей к постаменту, на котором царственно покоится резная тахта. Касим уверен, она позволит ему подойти ближе, в гареме действуют ее правила, но, словно преданный пес, он трепетно ждет дозволения. Склоняет голову, сгибаясь в поклоне, полном подчинения и обожания.

Только к ней он относится таким образом. Только перед ней преклоняется.

– Госпожа моя.

Медленно, словно бы все, что творится вокруг, не стоит и малейшего ее внимания, она поднимает взгляд от книги, смотря на него. Изучает взглядом, склонив голову к плечу, и прядь темных волос, выбившись из прически, змеиными кольцами падает поверх фруктов.

Это не слишком ее беспокоит.

Движения медленные и плавные. Тягучие, словно ото сна просыпается. Касим знает, сколь острый ум таится за этой лживой праздностью. Взмахом руки велит рабыням уйти, прихватив с собой павлиньи веера, и садится на тахте, с трепетной нежностью вручив одной из уходящих девушек свою книгу. Длинные волосы ее черным золотом опадают на плечи и грудь, и тихо звенят золотые браслеты на узких запястьях.

Лучшую из женщин назвал Саид III своей женой. Прекрасную, восхитительную Танальдиз, цветок пустыни.

Свою собственную сестру.

Губы ее трогает улыбка, и, протянув к нему руку, Танальдиз зовет верного своего пса.

– Касим.

Он готов оказаться подле нее в одно мгновение. Не поднимая головы, ступает по ступеням выше, к самым ее ногам, и преклоняет колено, смиренно ожидая, когда позволит ему говорить. Тонкие пальцы прикасаются к его волосам, от влажного виска опускаются ниже, поддевая подбородок и легким движением заставляя поднять голову.

Они смотрят друг другу в глаза, и ничего прекраснее, чем взгляд ее, никогда он не встречал.

– Что хочешь ты мне сообщить? Никогда просто так не придешь, чтобы скрасить мое одиночество. Только по делу.

Касим перехватывает ее руку, сжимая в грубой своей ладони, и прижимается трепетно к костяшкам ее пальцев. Если бы мог, то каждую секунду жизни своей проводил подле нее. Он должен быть рад тому, что благодаря ее дозволению имеет право находиться на территории гарема и видеть ее, пусть и кратко.

Ни один другой мужчина, кроме султана, подобной роскоши не знает. Но с каким блаженством Касим был бы единственным!

– Госпожа моя, – Касим вновь смотрит в ее глаза, – море благословило тебя и щедро одарило.