Дети Земли - [2]

Кормят здесь, конечно, на убой и поят, по аналогии, на упой, но от этого не легче. Веселье! От предлагаемых экскурсий зубы сводит. Турецкие бани, турецкие ночи, шоп-туры по центрам золотых, кожаных и меховых изделий – от такой экзотики увольте! В лучшем случае гиды предлагали посетить развалины какого-то древнегреческого то ли водопровода, то ли виадука, прокатиться на прогулочной яхте вдоль берега, да еще полюбоваться красотой разрекламированных известняковых отложений в местечке с названием Памукале. Или Па Муккале – кто его разберет. Однако и до развалин, и до известняковых красот добираться пришлось бы полдня, трясясь в продуваемом кондиционерами автобусе, и удовольствие от подобного времяпрепровождения представлялось Никите сомнительным.

Когда на горизонте нарисовался Мурат, Селин готов был броситься в объятия к любому затейнику, пусть даже и не массовику, поскольку потреблять в огромных количествах пиво местного производства, купаться и жариться на солнце у него уже не оставалось сил.

В объятия, конечно, не бросился – чего почем зря с незнакомым мужиком обжиматься, однако предложение невысокого смуглого аквалангиста поглазеть на красоты подводного мира за скромную плату воспринял благожелательно. Не взирая на то, что этой самой плате, по любым прикидкам, гибель от скромности однозначно не грозила. И пусть Никита продвинутым дайвером никогда не являлся (пару раз погружался в Черном море) и затонувшими сокровищами не бредил, согласился на подводную экскурсию с восторгом. Иначе от скуки стал бы куролесить, например, полез бы пить на брудершафт к вечно поддатым немцам, провоцируя их воплями типа: "Гитлер капут!" и "Хенде хох, фрицы!".

Селин тут же предложил обмыть их устную договоренность. Попытки нового знакомого возразить, что, мол, нельзя, завтра – под воду, безапелляционно отмел, справедливо указав на собственное уже далеко не трезвое состояние. Сошлись на том, что займутся осмотром подводных достопримечательностей через день или два.

Выпили, закусили, разговорились.

Никита выразил восхищение прекрасным знанием русского языка и предположил, что господин турецкоподданный некогда обучался в российском ВУЗе. В ответ турок заявил, что он не турок, а казах, живет здесь чуть больше пяти лет и русский знает лучше, чем язык своей новой родины. А затем выяснилось, что Мурат Сафаров, так звали казаха, с Селиным почти земляки. Хотя и бывшие. Оба родились и проживали в детстве в славном городе Барнаул, пусть потом разъехались в поисках легкой доли, один на учебу в Красноярск, а другой на заработки в Турцию.

Принялись вспоминать счастливое беззаботное детство на Алтае.

Где-то после шестого стакана Мурат расчувствовался и заявил, что с земляка ни куруша не возьмет и поведет не по обычному маршруту, а по местам действительно удивительным. Алаверды Никита поклялся в вечной дружбе и выразил готовность заплатить "за удивительные места" по двойному тарифу. Предложение "земляка" Мурат с негодованием отверг и сказал, что будет последним шакалом, если так поступит. Селин настаивать не стал, но категорически потребовал приехать к нему в гости, где он покажет новому другу не менее удивительные места. Что происходило в дальнейшем, память стыдливо замалчивала…

Нет, все же Мурат – молодец, вытащил его из трясины ленивого курортного существования. Теперь будет о чем байки травить на работе, расписывая подводные красоты и придуманные жуткие приключения. Селин служил менеджером в крупной компьютерной фирме (и на кой, спрашивается, человеку высшее педагогическое образование?), где народ подобрался недоверчивый, лапшу просто так по ушам не развесишь. Требуются сочные и пикантные подробности. А их без непосредственных впечатлений измыслить трудно. В связи с чем еще один поклон господину Сафарову. Никита основательно впечатлился видами. Могучие прибрежные скалы упирались седыми гривами в поднебесье, периодически на них возникали руины какой-то древних построек, от которых за мили несло ароматом сказочной таинственности. То ли еще будет в подводном царстве. Надо потом нового приятеля отблагодарить, нечего халявой пользоваться.

Селин приподнялся на локтях с кормовой лавки, почесал изрядно потемневший от солнечных лучей живот и поинтересовался:

– Мурат, долго еще плыть?

Сафаров оторвался от панели управления катером, где периодически нажимал на какие-то кнопки и вертел штурвалом, попутно умудряясь священнодействовать с баллонами со сжатым воздухом, посмотрел на наручный хронометр и ответил:

– Минут пятнадцать.

– А там, в самом деле, красиво?

– Красиво, Никита, не то слово. Потрясающе!

– И народу, наверное, не протолкнуться…

– Не угадал. Наоборот, никого за месяц не встретишь. Я бы даже сказал, что нога человека редко ступает, никто не бывает, кроме дайверов. Пещер ведь на побережье прорва, в том числе и подводных. Все облазить сложно. А эту редко посещают, потому что далеко плыть, жилья вокруг нет, одни скалы и море. Есть гроты и поближе, и посимпатичнее. Зато в них, действительно, не протолкнуться. А в нашей – и экзотика, и романтика.

– В чем же романтика?- усомнился Селин.