Дети войны - [70]

Работа закончена. Теперь можно поесть. Бабушка ставит на стол краюшку хлеба, тарелку борща, обязательный красный стручок горького перца, который дед несколько раз обмакивает в борщ. Случается, рядом с тарелкой появляется маленькая рюмка с прозрачной, как стекло жидкостью, название которой мне пока не ведомо.

Дед становится разговорчивым. Как-то раз достал из выдвижного ящика своей тумбочки с инструментами нечто замысловатое медного цвета поднёс к губам и заиграл. Если можно назвать игрой ни на что не похожие вибрирующие и дрожащие звуки. Сказал, что у них, казаков, это народный инструмент, что-то вроде губной гармошки. Он действительно был родом из запорожских казаков. Совсем молодым уехал в Россию. И большую часть жизни, ещё с царских времён, водил паровозы по Транссибирской железнодорожной магистрали. И домом их с бабушкой, а потом и с детьми был отдельный вагон, прицепленный к поезду.

Казню себя: как не расспросить вовремя об их такой удивительной жизни. А ведь была возможность. В последние годы мы жили вместе. Но ярко, с подробностями, которые нет-нет и вспыхнут в памяти, я вижу их в том времени, когда шла война.

— Доброздоровье! — Слышу я голос деда. Так здоровался он со всеми при встрече.

Не могу ответить, — перехватывает горло.

Мой праздник

На улице ещё не стаял снег, а мне казалось, что уже наступила весна. Стало светло в доме. И настроение у всех было не таким пасмурным, как раньше. Давно сняли затемнение — серые некрасивые во всё окно занавеси. Вместо них повесили коротенькие с вышивкой — задергашки. Но самое главное, что везде — и дома, и в детском саду, и на улице — все говорили про успехи Красной Армии и про то, что скоро закончится война.

Однажды мама принесла с работы журнал «Крокодил» и показала всем очень весёлую картинку-карикатуру. Она была в самой середине журнала и занимала обе страницы. Там был нарисован огромный танк, а на его броне сидел маленький человечек в военном кителе с наградами. Мама объяснила — это директор завода Зальцман. И хотя журнал сатирический, здесь директора не высмеивают, а хвалят. А значит — хвалят наш завод и наши танки.

Эта фамилия (всегда без имени и отчества) на самом деле давно срослась с понятием «Тракторный завод», и её знали почти все. Мы, дети, которые никогда не голодали в детском саду, школьники и учителя, которые не мёрзли в классах, спортсмены, для которых были открыты стадионы, артисты, которые привезли на уральскую сцену свой московский репертуар, доктора, продавцы… Все, кто оказался под крылом танкового завода. Завод не только делал танки, он помогал людям жить и выжить…

В ожидании хороших вестей с фронта и папиных писем время побежало быстрей и быстрей. Добежало до конца лета, последнего военного лета. Мне уже исполнилось шесть лет, и меня отпускали во двор одну, без присмотра, но, конечно, с подружками. Мы с девчонками всё время играли на улице недалеко от своих домов. Девочки и научили меня вплетать в мои жиденькие косички как бы ленты, а на самом деле обрывки верёвок для белья. Наши «косы» удлинялись до самого пояса, и тогда мы приостанавливали беготню, чтобы вся эта краса не расплелась и не потерялась при беге. Мы чинно шли вдоль дороги, когда услышали грохот идущего танка. Это был привычный грохот. Дети Танкограда, мы знали, что иногда после ремонта лёгкие танки обкатывались на городских дорогах и даже проходили по широкому шоссе мимо нашего дома.

— Это не Т-34, — рассуждаем мы со знанием дела. — Это — лёгкие.

Танк двигался в нашу сторону и вдруг остановился совсем недалеко от нас. Мы кинулись к машине. Из люка, как кузнечик, выскочил совсем молодой танкист и спрыгнул на землю.

— Какие у тебя косоплёты, — засмеялся он, глядя на мои скрученные верёвочки. — Хочешь покататься?

Мы остолбенели. Танкист как пушинку подбросил меня, потом подружку на броню, и мы все трое очутились в люке. Раздался страшный грохот — люк не был закрыт. Нам, ошалелым, показалось, что мы ехали долго. Но когда машина встала, и нас, как кукол с негнущимися коленками по очереди извлекли из люка и спустили вниз, танк настигли ребята. Они как сумасшедшие мчались за нами в надежде испытать счастье, которое, по их словам, не по чину досталось девчонкам. А мы порадовались, увидев, как их вихры скрылись в люке.

Навсегда прописался в памяти этот день. Открою тайну. Он и стал для меня днём Победы. И ничего, что в моём празднике слово день пишется с маленькой буквы. Я ведь тоже тогда была маленькая. Ребёнку войны это простительно…

…Когда я взялась за эту работу, я догадывалась, какое у меня будет начало, но плохо знала, что ещё память вынесет из прошлого. Зато я с уверенностью могла сказать, что у меня будет в конце. Что я снова вспомню Ворошиловград, давно ставший Луганском, и Луганскую область, из которой привезли изрешечённую снарядами санитарную машину. Я видела её в Киеве, в музее Великой Отечественной войны. Рядом — фотография милой девушки лет восемнадцати и надпись: «Сабина Галицкая. Позывной „Красуня“. Старшая медсестра санитарной роты. 14 сентября 2017 года во время обстрела автомобиля эвакуировала тяжелораненого бойца в безопасную зону и спасла ему жизнь. Награждена орденом „За мужество“ III степени. Посмертно…»