Дети Владимировской набережной (сборник) - [3]

– Пойдешь другим ферзем в распоряжение отряда Ручьевских. Выйдешь из Нейтомы в темень. Повелишь ему взять Малую Лузу.

Пока Дорофеев говорил, Надкин поставил коня, напал на туру. В темени за окном свистел холодный ветер. Зябко было в самой избе. Дров на топку печки категорически не хватает. Горящий огонь в печи избу растапливал, но не согревал. Шахматные фигуры ходили по доске, сталкивая двух игроков в лоб.

– Дисциплина в отряде крайне отрицательная. Бойцы не подчиняются. Командир тянет дела каждый на себя, как в басне Крылова лебедь и щука.

– Расстреляй пару человек для наведения революционного порядка. И все поймут – надо подчиняться, – инструктировал Дорофеев Надкина.

* * *

Лес по пояс затягивал в сугробы. Дорога, еловые стволы-богатыри утопали по пояс в снегу. Серые тучи на небе свисали над лесом. Лесная тропа двигалась на изгиб. Отряд сидел в засаде. Ждал, пока по тракту на Нятому пойдет отряд карателей генерала Миллера.

– Эй, – передавалось друг другу бойцами в цепях, предупреждая товарищей о приближении войск противника.

Строй солдат и юнкеров шел по тракту в направлении Нятомы растянутой колонной.

– Давай! – приказывалось командиром.

Щелканули в ожесточении затвором охотничьи берданки. Залпы с обоих флангов, очередь из единственного пулемета – начал нападение на врага отряд под командованием Ручьевских.

– Левый фланг, давай на левый! – давал команду сидевший на высотке товарищ Ручьевский. Рядом его заместитель Николай Надкин смотрит в бинокль, как цепочка белогвардейцев немного продвинулась вперед. Выстрелы. Кто-то впереди падает. Снова встает. – Давай, давай, давай!

Оборона становится шире. Поступила команда: «Атака!» Вольдемар Куджиев с криками «Ух-у-у!» сползал по снегу с горы. Снежная целина топила в себе ноги. Вольдемар чувствовал под ногами снежную топь. Видит – беляки близко. Мелькнула черная мысль в голове доходяги. Вольдемар лег в холодный сугроб. Ноги так от мороза стыли. «У-у, – у», – слышится по лесу волчий вой. Вольдемар притворился мертвым. Чувствовал, на его плече кто-то стреляет.

Вынул Вольдемар из-за пазухи нож. С криками «Ух!» проткнул стрелку бочину. Проткнул, не ошибся. Хлестнула красная кровь. Ножа лезвие пачкано человеческой кровью. Кровь с убитого стекала на снег. Тело лежало само на Вольдемаре. Вольдемар сбросил с себя мертвое тело. Увидал – белогвардейцы бегут по снегу с горы, а свои красные бойцы из отряда затвором щелкают.

– Патроны береги, патроны! – приказывает голос Ручьевского.

– Давай, давай, давай! – чередовалось трижды.

Потом пулеметная очередь косила на дороге белогвардейцев. Когда кончили стрелять, трупов двести юнкеров лежало горками на дороге у подножья высоты.

– Не мародерствовать! Не грабить! Хорош! Если что, стреляю на поражение! Забирай оружие в трофеи и уходи! – чередовались приказы командира, когда Вольдемар тянул с ноги убитого им юноши сапог.

Собрав трофеи и оружие, партизаны строились во фланг. Шли колонной по целине, по колено в снегу преодолевая сугробы завалов. Через два часа марша переходили реку. Лед проваливался под воду. Вода ледяная, ходу попавшим в заток не дает. Еловый лес поднимался на пригорках обеих берегов реки. Шли по вековым валунам, попадавшимся на пути. Сорокаградусный мороз больно обжигал каждому щеки. Они шли домой на Няндому.

– Не растягиваться! – слышалось приказом во фланг.

По возращению в деревню дрожали, с голодухи ели дохлую конину.

– Хватит есть, пора строиться! – слышался строгой командой голос Ручевского.

После – построение во флаг. И переклички. Он сам лично потом переспросил:

– Кто теперь на боевое дежурство?

– Я! – отзывался голос бойца Матвеева.

– Ну давай, бери пулемет. И дуй за деревню на пост. Шаг влево шаг вправо – расстрел. Прыжок на месте – провокация. Пропустишь противника – пулю в лоб! Задача ясна?

– Оно понятно, – отозвался в строю голос усатого красноармейца.

– Тогда бери на плечо пулемет и иди на пост. Дуй! – поступила последняя команда.

Боец отправился выполнять. Он шел, оставляя следы в сугробе, на окраину деревни; под ногами хрустел снег.

– Теперь другой вопрос: кто плохо воевал, мародерствовал на выходе из боя? Молчим… Сегодня я расстреляю троих. Нравоучение. Ты, ты и ты, – эхом прозвучало в воздухе.

Выбрав тройку первых попавшихся бойцов, он разрядил обойму.

– Ух, ух, ух! – выкрикнул с эхом каждого выстрела Вольдемар.

– Так будет с каждым, кто не захочет или не сможет справляться со своими боевыми обязанностями, – слышалось на посошок строгое боевое предостережение командира. – Разойдись, – слышалось потом.

Люди походили по домам, скрипя зубами от голода, ложились мертвыми и усталыми на лавки и печи. В темной избе на ночь с вечера зажглись керосинки.

– Давай продолжать игру в партию шахмат, – Николай уже на поле боя Ручевского. – Тура то какая, боевая, черная. Будем громить беляков… Шах, – сделал шах Надкин Ручевскому.

– Я закроюсь конем. Видишь – все подступы к королю надежно защищены, – глядел на доску командир отряда. – Дров нет, топить нечем избу. Сегодня я расстрелял троих человек. Завтра еще расстреляю, если воевать по-настоящему, боевому, не будут.