Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - [74]

Когда о честности высокой говорит,[427] —

…нисколько не уступает графу Монталамберу. И мы полагаем, что если бы французскому графу пришлось править делами государства, то он, сохраняя постоянно тот же благородный слог, действовал бы не менее искусно и благоразумно, как и граф Кавур. В малом участии, какое имел граф Монталамбер в делах своей страны, мы имеем, однако, достаточно ручательств за основательность наших надежд… Правда, граф Кавур объясняет и оправдывает пьемонтскую политику относительно Гарибальди и всей Италии – очень, очень искусно… Но признаемся, что когда мы припомним, как резюмирует и защищает граф Монталамбер всю деятельность Пия IX, мы затрудняемся, кому отдать преимущество… Мы только думаем: боже, что, если бы власть в руки этому человеку! Что, если бы он управлял делами хоть бы республики Сан-Марино! Всю Европу бы, кажется, поднял на ноги. Да, это истинное несчастие для него, что он сужден действовать в таком круге, каков круг французских общественных деятелей…

Правда, граф Кавур несколько свысока смотрит на «знаменитого писателя», в светлые минуты не говорящего странностей, по его мнению. Но поверьте, что это обстоятельство служит только к довершению параллели между двумя графами. Граф Монталамбер нисколько не смущается ирониею графа Кавура, потому что сам нисколько не уступает ему в высоком понятии о собственном достоинстве и в презрении к своим противникам. Посмотрите, например, с каким уничтожающим пренебрежением, с какой язвительной иронией трактует он проекты графа Кавура относительно Рима. «В Риме ваше дело неправо со всех возможных точек зрения, и даже, как вы сами хорошо знаете, с точки зрения итальянской. Мы, французы, мы, католики всего мира, делаем большое пожертвование для независимости папской власти, допуская, чтобы, оставаясь в Италии, она принимала обычную службу от рук итальянцев…. Но вам, итальянцам, сто раз уже повторяли: что будет ваше отечество без папства? Какую фигуру будет представлять ваше пьемонтское величие в этом средоточии католического мира, которое вы хотите превратить в помещение для канцелярий ваших министерств? Не воображаете ли вы, что человечество будет продолжать свой пелеринаж[428] к подножию трона ваших властителей? Вам дана несравненная слава иметь у себя столицу двухсот миллионов душ, и всё ваше честолюбие состоит в том, чтобы низвести ее на степень главного города самого недавнего (du dernier venu) из царств земли!..

Вы видите, что даже и в презрительном обращении друг с другом оба графа сходятся между собою!

Однако ж отчего это взаимное нерасположение? Отчего эта видимая разница воззрений и целей? Отчего оба графа в общем мнении считаются представителями двух противоположных партий – иезуитской и антикатолической, застоя и прогресса, средневековой и современной? Что ни говорите, но сущность разномыслия двух графов заключается в различии их отношений к католицизму. Граф Кавур постоянно вооружался против иезуитов, конфисковал церковные имущества, держал в заключении непокорных епископов, восставал против папы. Относительно церкви католической он сделал вот что, по красноречивому изображению графа Монталамбера:

«В течение десяти лет вы, без всякого права, кроме права сильного, нарушили все трактаты, все обязательства, торжественно заключенные между Пьемонтом и папским престолом. Мало того, вы доносили на святейшего отца на парижском конгрессе, вы оклеветали его намерения, исказили его действия, вы изгнали его епископов, презрели его приговоры, перешли его границы, вторглись в его владения, вы бросили в тюрьму его защитников – вы оскорбили, подавили (insulte, ecrase), бомбардировали его солдат, вы назначаете Гарибальди свидание через шесть месяцев на гробе апостолов?.. И после этого вы говорите католикам: “Я – свобода, и я протягиваю к вам руки!”»

Вот что наделал и что делает еще граф Кавур! Такие поступки справедливо вызывают у графа Монталамбера вопль негодования: «Нет, нет, вы не свобода, кричит он, – вы не более как насилие!.. Не заставляйте нас прибавить, что вы – ложь!» На что, конечно, граф Кавур мог бы отвечать русской пословицей, это «всяк человек ложь, и мы тож», – и опять равенство его с графом Монталамбером восстановилось бы. Но, к сожалению, граф Кавур русских пословиц не знает, и притом, если послушать графа Монталамбера, то он, т. е. Монталамбер, составляет на сей раз исключение из людей: он никогда не знал лжи, всегда был верен себе, ни разу не уклонился от прямого своего назначения… По крайней мере он сам так говорит: а кому же лучше знать это дело, как не ему? В 1852 году в книжке о своей «Des interets catholiques au XIXe siecle»[429] он отзывался о себе в следующих словах: «Узнают в будущем, что был по крайней мере один старый боец католицизма и свободы, который до 1830 года умел отделить дело католицизма от дела королевской власти; который под режимом июльской монархии стоял за независимость церкви против светской власти; который в 1848 году боролся всеми своими силами против мнимого тождества христианства и демократии и который в 1852 году протестовал против пожертвования свободы силе, под предлогом религии»… А после 1852 г. сколько новых заслуг оказал еще граф Монталамбер делу католицизма! Примирил все противоречия в деятельности Пия IX; открыл, что спасение Англии – в католицизме; наконец он протестует против графа Кавура и говорит ему в заключение своего грозного письма: «Вы можете присоединить к Пьемонту королевства и империи, но я не верю, чтоб вы успели привлечь к вашим действиям согласие хоть одной честной души!» Вот где, стало быть, надобно искать настоящего различия между ними!..