Дети Сталинграда - [9]

Вот Вадик Богатырев, маленький, почти круглый малыш. Он, как шарик, катается по двору, а красная шапочка делает его похожим на грибок. Он любит, лежа на животе, рыться в песке. Ведет себя очень самостоятельно и независимо.

Когда его привезли в детский дом, он сидел, поджав ноги, на стуле и казался годовалым ребенком. Директор невольно воскликнула: «Ой, какой маленький, что же мы с ним будем делать!»

Сестренка его, Аля, рассказала, что их папа на войне, а маму убило, когда они бежали на переправу. Вадика мать заслонила своим телом. Из-под трупа матери его достал красноармеец. «Я думала, что он убит, с него текла кровь, но он оказался жив и даже не ранен. Это была кровь мамы».

Шурик Андреев поступил в детский дом с большущим животом, тоненькими, как палочки, ножками. Он не мог двигаться. Его положили в больницу. Через некоторое время Шурик поправился, и я была свидетелем его радостной улыбки.

Маленький Юрик говорит еще плохо. Заложив руки за спину, выпятив живот, он важно прохаживается между детьми, потом, усевшись на полу — ножки калачиком, — начинает громко что-то напевать. Дети притихли, слушают его, потом громко смеются. Юрик не обращает на них внимания, продолжает развлекать себя.

Нет ничего приятнее, чем срывать плоды своего труда.

Много их здесь, малышей! Каждый хорош по-своему. Все эти малыши подобраны военными дядями, которые жалели, кормили, давали конфеты, устраивали их в наскоро организованные пункты по приему сирот. Они часто вспоминают своих спасителей. «Когда я подрасту, — говорит Юра Абросимов, — я буду работать около пушки, чтобы сразу перебить всех фашистов».

Прошло ровно семь месяцев, как я работаю с этой группой. Группа увеличилась вдвое. У Арькова Шурика нашелся отец, у Эйсмана Яши — тетя. Их взяли домой. Остальные дети живут дружно, весело, одной семьей.

Они заметно подросли, за лето хорошо поправились, окрепли. Расширился их кругозор, любознательность.

Витя Болотов первое время рисовать не мог. Начертит какой-то штрих неопределенной формы или вылепит из глины что-то непонятное, и все. Сейчас Витя, Галя, Коля и многие другие хорошо рисуют веточки, елочки, лодки, яблоки, лепят из глины пароходики, танки, лодки.

В играх выявляются индивидуальные особенности ребят. Вот Славик Барабашин изображает прачку, торопится быстро постирать белье для детей. Просит Колю и Ваню привезти ему воды на машинах. Ваня и Коля с большим удовольствием выполняют просьбу своей «прачки». Девочки Галя и Маня развешивают уже готовое, постиранное белье.

Приближается зима. Чтобы детям не казались зимние дни мрачными и долгими, постараемся приобрести саночки и организуем катание с горы. Будем по возможности чаще гулять на свежем воздухе, чтобы дети росли крепкими, бодрыми и не чувствовали себя покинутыми и обиженными.

(Из воспоминаний воспитательницы Ольги Павловны Широковой, записанных в июне — ноябре 1944 г.)

«Как же я скажу про маму…»

Праздником ребята были заряжены с вечера, поэтому утром никого не надо было тормошить и подгонять: все проснулись как по команде, даже чуть раньше положенного. Никто не хныкал и не отлынивал от умывания, наоборот, зубы чистили с утроенной силой, так, что воспитателю пришлось за них заступиться («Что же вы набросились на них, как на врагов?»). На гимнастике очень старались. И аппетит перед завтраком волчий. Без лишних разговоров построились, чтобы идти в столовую.

И тут в группу шестилеток заглянула Евгения Эдуардовна, директор детского дома. Она приветливо поздоровалась с детьми, и строй сломался. Ее окружили, облепили, наперебой стали спрашивать, какие сегодня будут подарки в честь праздника.

— Подарки дадут, и обязательно, — сказала она, — но какие именно — это секрет и даже военная тайна. А какой сегодня праздник, ребята?

Дети живо откликнулись:

— Самый главный и хороший.

— Когда буржуев победили…

— И самого царя!

Евгения Эдуардовна добавила:

— Двадцать седьмая годовщина Октября.

Она почувствовала, как кто-то потихоньку теребит ее за юбку.

— Что тебе, Галочка?

Всех детей она знала, каждого ребенка, поступившего в детский дом. Вот хотя бы эта девочка. Год назад ее привезли сюда чуть живую, не знали, в чем душа держится. Она страдала тяжелейшей формой нервного расстройства, бессонницей. Не спала ни днем, ни ночью: кричала, вскакивала, боялась остаться одна, не отпускала ни на шаг ни воспитателя, ни ночную няню. На глазах у этой девочки немцы убили мать, сестренку и брата.

Евгения Эдуардовна подхватила девочку, легкую, как перышко, на руки, осторожно поцеловала.

Ободренная такой лаской, девочка пропищала:

— А пышки с кислым молоком нам дадут сегодня?

Такую просьбу высказывали ребята накануне детдомовским поварам. И хотя с продуктами очень туго, желание ребят старались исполнить, чтобы отвлечь их от переживания и подкормить — многие страдали дистрофией. И воспитатели, и директор были счастливы, если им удавалось сделать для детей что-то хорошее, как, например, вот эти пышки с молоком. Это кушанье ребята ели давным-давно — до войны.

Евгения Эдуардовна шепнула сначала только для Галочки: «Будут, будут», — а потом громко сказала: