Дети Спящего Ворона - [136]

Опять поковырялась в носу, потом облизала пальцы и, подлетев к Ашезиру, этими обслюнявленными пальцами схватила его за запястье.

— Пусти! — она хихикнула. — Пусти ее!

Ашезир не выдержал: в ужасе бросился к двери, попытался открыть — не вышло.

— Не выйдет, — хихикнула оборванка.

Он заколотил в дверь, но собственных ударов не услышал.

— Не услышишь! — с издевкой взвизгнула девчонка. — Иди ко мне лучше!

Ашезир прижался спиной к двери и выдавил:

— Что тебе нужно?

— Я сказа-а-ала уже, — она скорчила рожицу и принялась сосать большой палец. — Пусти ее!

У Ашезира сердце скакало, будто ретивый жеребец, колотилось, как барабанный бой под ладонями неумелого музыканта. Однако нельзя позволить, чтобы какая-то там нечисть — неужели и впрямь нечисть? — победила. Собрав всю свою волю, он отчеканил:

— Проваливай. Я, император Шахензи, так хочу. Проваливай.

— Хорошо-о-о, — оборванка явно издевалась. — Я уйду — и вернусь. Буду возвращаться до тех пор, пока ты не передашь весть…

Воздух задрожал, фигура Ишки расплылась, а у Ашезира потемнело в глазах. Когда он открыл их, то оборванки уже не было. Зато на простыне темнели кровавые разводы, а на светлом ковре явно отпечатались темные следы детских ног.

Не сон.

Увы, не сон.

В следующий раз Ишка пришла на рассвете. Ашезир уловил вонь — такую, словно оказался в давно не чищенной конюшне или на скотном дворе, — и проснулся. Открыв веки, наткнулся взглядом на бурые, будто присыпанные пылью, глаза. Отодвинувшись, разглядел и лицо: худое, чумазое, с выступающими скулами и потрескавшимися тонкими губами. Спросонья не сразу сообразил, с чем — кем — столкнулся. Сообразив же, вмиг соскочил с кровати и выпалил:

— Опять ты!

— Опять я-я-я… — девчонка зевнула, потянулась. — У тебя така-а-ая мягкая кровать, мне та-а-ак понравилось! Теперь всегда буду приходить к тебе спать. Всегда или… до тех пор, пока ты ее не отпустишь.

Нет уж, он не позволит нечисти управлять собой!

— Ладно, — Ашезир пожал плечами и постарался не выдать испуга. — Я попробую с этим смириться. Главное, навредить мне ты не можешь, иначе давно навредила бы.

— Могу навредить, но не хочу, — захихикала она. — Зачем вредить такому забавному рыжику? Нет-нет, совсем ни к чему. Зато… — она подлетела к нему и обняла так, что он не сумел высвободиться. — Зато я буду к тебе приходить, когда ты с любимицами. Хочешь? Или вот: я буду приходить перед советами — и ты не сможешь на них явиться. Ой, это будет та-а-ак весело, только представь! К тебе будут стучать, а ты не сможешь отозваться… Ой, что подумают! Что ты снова заболел, слабый рыжик… Или что тебе нет дела до империи… Ой-ой, как под тобой трон закачается!

— Уйди! — прорычал Ашезир.

Он оттолкнул девчонку — вернее, она наконец позволила себя оттолкнуть.

Проскакала по комнате, высоко поднимая колени, смахнула со стола склянку с чернилами, кувшин с вином, несколько книг и неисписанные пергаментные листы — теперь они испорчены. Остановившись, снова повернулась к Ашезиру. Ее лицо вдруг показалось взрослым, а глаза посерели и будто засияли.

— Я не думала, что придется самой тебя навещать, — из голоса исчезли глумливые нотки, теперь он звучал серьезно. — Ты должен был все понять из слов жриц-отступниц и твоей жены. Увы, люди такие смешные… Вы придумываете себе богов и чудеса, но стоит чему-то необычному случиться в вашей жизни, так всё отрицаете… Находите иные объяснения, только бы не верить в правду. Но ты… я думала, ты умнее. А ты оказался таким же, как все.

— Да зачем тебе вообще нужно, чтобы Данеска уехала? — может, с нечистью все-таки можно поговорить и… договориться?

— А чтобы она передала свое и твое послания Виэльди.

— Это может сделать посланник…

— Нет-нет, лучше, если Виэльди все услышит, а не прочитает.

— Почему ты сама не скажешь ему, что хочешь?

Ишка скривила губы, словно собиралась захныкать, ее лицо вновь приняло дурашливое выражение.

— Не могу-у-у, не в этом обличье, — она провела руками по своему телу. — Пока не могу, он не готов. А бедная-несчастная Ишка не властна над смертью. Смешно, да? — она и впрямь хихикнула. — Бессмертные не властны над смертью. Поэтому вы его подготовите, а я — приду.

— Что ты задумала?

Ашезир сильнее заволновался. Кто знает, чего ждать от мерзкой твари, вдруг для Виэльди это чревато бедой? Не хотелось бы причинить зло бывшему другу.

— О, ничего плохого! Только хорошее задумала! — она захлопала в ладоши и запрыгала. — Я наоборот всех спасу! Ведь если Виэльди не разбудит Ворона, то очень-очень скоро и лето станет вот таким, — Ишка махнула рукой за окно. — Станет ледяным и белым.

Ашезир больше не знал, что сказать или спросить, тем более не знал, что делать. Словно поняв это, Ишка, протянула:

— Ну ты поду-у-умай. Хорошо-хорошо подумай. И снова жди в гости, — она визгливо расхохоталась и, как в прошлый раз, исчезла, растворившись в воздухе.

* * *

Ишка гуляла по столице — босая, в лохмотьях, изредка она даже вызывала у сердобольных горожан желание обогреть ее и накормить. Конечно, ведь люди думали, что при таком морозе бедное дитя и пару часов не проживет.

Последним из «сердобольных» оказался лавочник, падкий на маленьких девочек. Думал, что наткнулся на легкую добычу — а наткнулся на собственную смерть. Не то чтобы Ишке было дело до нездоровых людских вкусов и желаний, но некрасивый мужичонка, с ног до головы заросший жесткими волосами, ей не понравился, и она запретила ему дышать. Из дома, правда, не ушла. Пусть холод нипочем, а у очага все ж уютнее. Тем более, когда знаешь, что скоро огромная часть суши покроется льдом. Эх, быстрее бы Ворон проснулся!