Дети разлуки - [85]
Голос Микаэля, сильный и чистый, перекрывал аплодисменты, которые то и дело взрывались в зале.
– Но если подумать, не знаю, право, что скучнее, рассказы из нашей молодости или речь, которую я собираюсь произнести.
Снова аплодисменты и смех в зале.
– Я прилетел позавчера в эту прекрасную страну, сейчас немного одуревший от джетлага, еще не пришел в себя окончательно, и, если кто-то спросит у меня, который час, я отвечу: как минимум два часа ночи. Так что будьте снисходительны, если находите, что у меня вид человека, которого только что подняли с постели.
– Браво! – крикнули из партера и засмеялись.
– Не так давно в Париже, – продолжал Микаэль более серьезным тоном, – я познакомился с одним маленьким мальчиком, – и он показал рукой рост мальчика на уровне своего бедра. – «Привет! – сказал я ему по-армянски. – Как тебя зовут?» Для меня было естественным говорить с ним на нашем языке, тем более что мы находились в Армянском культурном центре. И знаете, что он мне ответил? «Je m’appelle Armén, mais je ne parle pas l’arménien».
Микаэль помолчал несколько секунд, дав возможность людям в зале понять смысл сказанного. В зале стояла тишина.
– Да, господа, этот мальчик сказал мне: «Меня зовут Армен, но я не говорю по-армянски». Тогда я спросил его: «Почему?» И он ответил: «Потому что в Париже больше нет армянской школы». Этот мальчик не говорит на родном языке, хотя и носит имя, которое связывает его с исторической родиной, только потому, что во французской столице нет больше школы для армян… – Он прервался на мгновение и затем повторил, скандируя каждое слово: – Нет больше школы для армян!
В зале зааплодировали.
– Я, – воскликнул Микаэль, приложив руку к груди, – получил аттестат зрелости в колледже мхитаристов в Венеции. Признаться, не знаю, кем бы я был, какого человека вы лицезрели бы перед собой сегодня вечером, если бы я не окончил это легендарное заведение. Меня воспитали педагоги, чьи наставления я до сих пор помню, и я несу в себе знания литературы, поэзии, музыки моего народа. Этим ни с чем не сравнимым духовным богатством я обязан отцам-мхитаристам, тем усилиям, которые они приложили, чтобы привить мне то, что каждый молодой человек должен чувствовать: гордость от принадлежности к своему народу. И эту ценность, дорогие друзья, мы постепенно теряем, – добавил он, качая головой.
Послышались вздохи и бормотание, но Микаэль продолжал с решимостью:
– Наши дети подвергаются новому геноциду, «белому» уничтожению. Оно бескровно, не переполнено страданиями, в нем нет зримого врага, в нем нет даже турок, которые нападали бы на них. Но, несмотря на это, результат получается тот же – исчезновение, уничтожение армянского народа. Сегодня, к сожалению, над нашими головами висит дамоклов меч. Нашему выживанию, нашей самобытности угрожает острый клинок, который держится буквально на конском волоске. – И он поднял голову, будто искал меч, о котором говорил.
– Лопнет ли этот конский волосок или нет, зависит от нашего сознания, от нашего желания.
Азнавур вздрогнул. Ему было неловко поддаваться чувствам, но он растрогался, как мальчишка, от речи друга. Было в Микаэле нечто такое – он почувствовал это уже давно, – что делало его особенным, когда он выступал перед аудиторией. Врожденный дар, способность зажигать и потрясать своих слушателей.
– Мы не можем позволить, чтобы это произошло. Мы должны действовать! Немедленно! – восклицал его друг, перекрывая взрыв аплодисментов в зале.
– Колледж «Мурат-Рафаэль» закрывается. Моя, наша школа, школа наших отцов, наших детей корчится в агонии, – продолжал он, пронизывая взглядом публику. – Поможем ей! Уильям Сароян, известный писатель, которого все мы прекрасно знаем, был поражен в момент, когда вошел в стены колледжа. «Это подлинный храм армянской культуры», – сказал он, чувствуя, как только он один мог чувствовать, сущность этого места.
Так поддержим же этот храм, пока он не рухнул! Поможем из любви ко всем тем писателям, философам и ученым, которым колледж «Мурат-Рафаэль» предоставил наилучшие возможности проявить свой талант. Поможем ему в память о тех апостолах, что несли в мир простую, но главную мысль: несмотря ни на что, мы, армяне, еще существуем.
Собравшиеся слушали Микаэля как завороженные, более пятисот человек затаили дыхание в почтении и волнении.
– А теперь, дорогие айренагиз, я бы хотел завершить свое выступление строками одного из наших самых известных поэтов и тоже, кстати, выпускника венецианского колледжа, Даниела Варужана. Его стихи сопровождали меня с самых юных лет, учили меня любви и надежде. Я посвящаю их вам от всего сердца.
Микаэль приблизился на несколько шагов к краю сцены, отойдя от пюпитра. Он застегнул пиджак, выпрямился и начал:
Взволнованные овации покрыли последние слова Микаэля. Это был триумф.
– Бакунин!
Мужчина атлетического телосложения, уже немолодой, звал его из толпы у буфета. У него были взъерошенные, местами выгоревшие на солнце волосы. Поверх костюма для игры в гольф был надет френч цвета хаки, который был ему заметно мал.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.