Дети пространства - [58]

Отбор и перегонка роликов заняли почти всё время полёта. Наконец Мара решительно отвернулась к пульту управления и, как будто нечаянно задев тумблер, включила музыку. Кабина заполнилась гитарными аккордами и мужским голосом:

Она занимается айкидо,

А я в это время пьянствую водку.

Она всё знает от и до,

А я улетаю от нее в Находку.[14]

Ни стихи, ни исполнитель были совершенно не знакомы Анджею. По особенностям языка и набору реалий это можно было отнести к началу XXI века. Но тема уж как-то больно отчётливо перекликалась с сегодняшним днём…

Анджей всмотрелся в спину девушки, не выражает ли она ехидство, но ничего, кроме сосредоточенности на управлении флиттером, разглядеть не смог.

Мара посадила флиттер в паре кварталов от пляжа, и к Авенида Атлантика они вышли чинно, под ручку. Вот и скамейка, на которой под большим пляжным зонтиком устроился художник со старомодным бумажным блокнотом в руках.

Мара в несколько секунд освободилась от одежды, оставшись в очках и весьма смелом купальнике-бикини, после чего колесом прошлась по тротуару с воплем: «Ура, я на Копакабане!» — и, коротко бросив своему кавалеру: «Покарауль тут мои шмотки!» — перепрыгнула через парапет и лёгкой трусцой побежала к океану.

— Нечасто увидишь человека, который умеет так радоваться жизни, — раздался ворчливый голос художника. — Молодой человек, вы ведь знакомы с этой девушкой?

— Да, дон Жозе.

— Ах, вы ещё и меня знаете?

— Вы человек известный. Некоторые вон уже ваше творчество в школе изучают, — Анджей кивнул в сторону океана.

— Ах, даже так? Не знал, не знал. А что ещё изучают в той школе?

— Думаю, вас, как знатока человеческой пластики, могут заинтересовать их физкультурные умения. Вот, взгляните, — Анджей вытащил из кармана наладонник и поставил первый из Мариных клипов.

Это была самая обычная тренировка по фехтованию, Мара против Кима.

— Ага, вижу, слева ваша подруга. А справа — несомненно, парень.

— Возможно, про этого парня вы даже слышали. Помните, лет пятнадцать назад была такая активистка-правозащитница Оливия Лэнсер?

— А, это которую зверски убили на глазах малолетнего сына?

— Ну да. А на фехтовальной дорожке — тот самый сын, Ким Лэнсер.

— И что, юноше, пережившему в детстве такой стресс, доверяют рапиру?

— Если бы только рапиру! Насколько я знаю, новейший космический корвет «Франсиско де Орельяна», на данный момент наиболее разрушительную боевую машину в Солнечной Системе, на днях выводил на ходовые испытания именно Ким. Мара по этому поводу очень расстроилась, но что поделать, если оценка за упражнения на симуляторе у него оказалась выше на сотую долю балла… Кстати, об оружии, — Анджей запустил другой ролик, — вот это уже занятие по современной тактике. К сожалению, как и при фехтовании, экипировка сильно мешает наблюдать их движения.

Следующий ролик заинтересовал Перейру куда больше. В нем те же курсанты, одетые в лёгкие, не сковывающие движений трико, исполняли что-то вроде танца. Вот только участники этого танца парили в воздухе, отталкиваясь то друг от друга, то от стен, а порой бросали друг другу какие-то ленты, видимо, довольно прочные.

— Это где? — удивлённо спросил художник.

— Пустой ангар какого-то тяжёлого военного корабля. Мара говорила мне, какого именно, но я забыл название. А поскольку сейчас все эти корабли где-то далеко в боевом походе, у меня не было случая научиться их различать.

— Так это, значит, Военно-Космический флот…

— Да, Мара — курсант Военно-Космической Академии. Именно оттуда берётся несколько необычный набор двигательных навыков.

В этот момент на Анджея полетели брызги солёной воды — неслышно подкравшаяся Мара резко тряхнула мокрыми волосами.

— Ага, мужики, как обычно, рассматривают картинки, а на оригинал не обращают ни малейшего внимания!

— Нет, почему же, сеньорита, — несмело возразил художник. — Я как раз хотел пригласить вас попозировать…

— Сколько угодно, — решительно ответила Мара. — Но услуга за услугу. Я помогаю вам делать вашу работу — позирую, а вы помогаете Анджею делать его работу — даёте интервью.

— Это правда? — повернулся художник к журналисту.

— Увы, да. Я журналист, и мне заказали интервью у вас. Хотя вообще-то искусство — совсем не моя специализация. Обычно я имею дело с какими-нибудь биологами, полярниками, на худой конец с промышленными альпинистами…

— Я тоже в некоторой степени промышленный альпинист, — захорохорился Перейра. — Помнится, лет двадцать назад я лично возглавлял реставрацию вон той статуи, — он указал на знаменитое изваяние Иисуса, господствующее над городом.

Пока мужчины обсуждали этот животрепещущий вопрос, Мара успела влезть в тельняшку, вытащила из-под нее части купальника и не спеша надевала остальную одежду.

— Давайте переместимся в вашу мастерскую, или где вы обычно работаете. Не посреди же улицы мне вам позировать.

— А вы, сеньорита, согласитесь позировать в стиле ню?

— Никаких вопросов. В нашей культуре, в отличие от многих земных, нет табу на обнажённое тело. Анджей уже видел, как мы с другими нашими девчонками купаемся без одежды там, где это не может никого смутить. А если какие-то моралисты попытаются до вас докопаться, выясняя, была ли совершеннолетней ваша модель, то есть такая штука, как Антверпенский договор 2208 года. Там, насколько я помню, в шестнадцатой статье, все земные правительства согласились на то, что не будут применять в отношении спейсиан свои законы, если те нарушают права, признаваемые за людьми на других планетах. И если окажутся не в состоянии сами отловить и выдать командованию базы тех, кто преступно посягал на такие права спейсиан, не будут препятствовать ВКФ самостоятельно отлавливать таких преступников. Так что, если напомнить этим моралистам, что право выставлять или не выставлять напоказ собственное тело — это одно из прав, признаваемых за людьми на всех обитаемых планетах, то они утрутся.