Дети пространства - [26]
— Обидно, что их здесь нет, — сказал Мишель. — А то я так хотел спросить у Лундквиста, за что он нас настолько не любит.
— Как за что? — вскинулся Курт. — Вы же лишили Землю выхода в космос.
— Мы лишили?! — удивилась Мара. — Мы, в смысле Солярная эскадра ВКФ и база Порт-Шамбала, появились здесь в 2208 году. Сколько функционирующих космических кораблей имелось у Земли за год до того?
Недоуменные взгляды были ей ответом.
— Один, — припечатала Мара. — Назывался он «Индевор» и принадлежал Международному Институту Солнечной Системы. А где он, по-вашему, был построен?
— Вроде у Земли кораблестроительные мощности где-то на Дальнем Востоке, — отозвался Курт.
— Э-э, нет. «Индевор» был построен в Сильверхавне, Авалон, под Арктуром. И его предшественник «Челленджер» там же. А последний до Антверпенского договора корабль земного происхождения, «Ермак», вышел на ходовые испытания в 2110 году. После этого космические корабли на Земле не строились, и Институт Солнечной Системы был вынужден покупать корабли на замену изношенным у арктурианских торговцев на Марсе. А вот после восьмого года на Земле появились те самые мощности в Комсомольске-на-Амуре, на которых построены уже больше полусотни кораблей. У Шварцвассера в лаборатории весь потолок увешан моделями. Так что мы отнюдь не лишили Землю космического флота, скорее наоборот. Опять же можете поинтересоваться в Институте Солнечной Системы, когда было легче забросить экспедицию куда-нибудь на Титан — сейчас, когда у старшекурсников ВКА постоянно лётная практика, или двадцать лет назад, когда на весь институт был один корабль.
— А ещё вы монополизировали всю спутниковую связь, — гнул свое Курт.
— Честной конкуренцией. Кто мешал земным фирмам использовать современные низкоорбитальные спутники вместо того, чтобы держать этот металлолом на геостационарной орбите?
— Разъезжаете тут на флиттерах по всей планете, а мы летаем на винтовых самолётах со скоростью 650 километров в час.
— Что-то я не помню в Антверпенском договоре статьи, запрещающей землянам использовать флиттеры. Австралийские спасатели вон используют. А запрет на частные космические транспортные средства с термоядерным двигателем, равно как и запрет на аккумуляторы с энергоёмкостью больше удельной теплоты сгорания бензина, придумали не мы. Это ваш собственный закон 2125 года.
— По-моему, вы не любите нас не за то, что мы вас оккупировали, — вступил в разговор Ким. — А за то, что мы этого не сделали. Вот ровно за то и не любите, что мы не ввели здесь своих порядков и не заставили земные правительства отменить законы, ограничивающие свободу передвижения и пользования всякой техникой.
— Это чьё? — Лаура заметила гитару, прислонённую к одному из столиков. — Можно, я сыграю?
— Давай. Интересно, что вы поёте, — отозвалась Линда.
— Ради такого дела могу спеть что-нибудь из нашей с вами общей предыстории. Написанное до Экспансии. Вот, например, в России двадцатого века понаписано много хороших песен.
Это была практически домашняя заготовка. На самом деле Лаура просто увлекалась русской авторской песней третьей четверти XX века.
— Раз мы в горах, — подыграл ей Мишель, — спой чего-нибудь альпинистское.
— А может быть, что-нибудь космическое? — робко спросила Линда.
— Ну раз хозяйка гитары просит… — Лаура поставила ногу на свободный стул, оперла гитару о колено и взяла несколько аккордов.
— Ну что? — спросил Мишель. — Верите, что это написано ещё до первого полёта человека в космос[2]?
Ким подошёл к Мишелю и сказал ему несколько слов на ухо. Тот кивнул. Потом ещё несколько слов Лауре — та тоже кивнула и сыграла несколько жёстких аккордов.
— А сейчас мы споём вам песню тех, за кого вы нас, как нам кажется, принимаете, — объявил Ким.
— А на самом деле вы какие? — поинтересовалась Линда.
— Например, вот такие, — ответила Лаура.
