Дети подземелья - [80]

— Четырехглазый что ли?

Услышав эти слова, Катя чуть нахмурилась.

— Не вздумай его так называть! Детские прозвища больше не вспоминаем.

— Не нуди, Джоконда, — Иван беззлобно усмехнулся, и девушка улыбнулась в ответ.

— Если хочешь, завтра организую вам с ним встречу. Он будет рад тебя видеть.

— Ага, пошутила… — в голосе Бехтерева послышался неприкрытый сарказм. — Надолго ты на Спасской?

— Думаю, да. Пока не разберемся со всеми ранеными. Работы очень много. Мне дали двадцать минут на передышку и обратно.

— А твой орел где?

— Стас на Владимирской, — девушка чуть смутилась. — Он ведь солдат. А нужна помощь врачей и медсестер.

— И он вот так просто отпустил тебя? — продолжал допытываться Иван.

— А почему он должен был меня не отпускать?

— Ну здесь же Лесков. Или он надеется, что Димка погиб?

— Он ни на что не надеется, — Катя решила прервать этот неприятный диалог. — Я думала, что хоть ты не веришь в эти дурацкие сплетни.

— Да ладно, не обижайся. Я просто спросил.

— Хорошо, — Белова вновь улыбнулась. — Я, наверное, пойду, попробую навестить Диму. Будить не буду, так, гляну, как он.

Иван кивнул.

— Завтра увидимся? — спросил он.

— Конечно. Ты бы тоже спать шел.

— Да, пойду. Просто…, - в этот миг уже смутился сам Иван. Он не хотел показаться в глазах Кати чокнутым папашей, который сутками трясется над своим чадом. Но Вика так сильно перенервничала, что он опасался, что она снова перестанет говорить. Она так и заснула у него на руках, обнимая его за шею своими маленькими ручками.

— Короче, положу ее в кровать и пойду!

Катя кивнула и, вновь поцеловав спящую Вику, покинула комнату.

Теперь она направилась к Дмитрию. Белова словно нарочно решила навестить его в последнюю очередь, будто этим желала доказать самой себе, что он больше не так для нее важен. Все это время находясь на Владимирской, Катя изо всех сил старалась не думать о Дмитрии. Теперь они снова были далеко, и каждый жил своей жизнью. Вот только не думать о нем не получалось. Это расставание далось девушке крайне болезненно. Она постоянно пыталась уловить хотя бы какие-то слухи о нем и мысленно искала весомую причину снова вернуться на Адмиралтейскую. Стас, казалось, не замечал подавленного настроения своей девушки. С переездом их отношения несколько улучшились, но это скорее напоминало наклеенный поверх треснутого стекла скотч — вроде что-то сделано и на ощупь более-менее однородно, но трещина никуда не исчезла.

Катя нашла Эрику в комнате отдыха. Она сидела за столом, сжимая в руках остывшую чашку кофе, и просматривала на планшете какие-то графики. Когда к ней обратились по имени, Воронцова вопросительно посмотрела на вошедшую. В отличие от Ивана Эрика сразу признала в Кате ту самую девушку, которая вместе со своим парнем перевелась на другую станцию. Брюнетка даже вспомнила слова дежурной, мол, такое творится у вас под носом! То, что творилось, Эрику не особо интересовало, однако появление Кати ее не сильно удивило.

— Эрика, добрый вечер, — поприветствовала ее Белова. — Вы извините, что я вас беспокою. Я лишь хотела осведомиться о состоянии…

— Дмитрия Лескова? — перебила ее Эрика, и в ее глазах промелькнула странная ирония. Или Кате это почудилось?

— Да. Он мой друг, и я бы хотела навестить его.

— Его нельзя навещать, — прохладным тоном ответила Эрика.

— Доктор Вайнштейн говорил, что можно. Вроде бы не так поздно… Я не собираюсь его будить. Всего на пару минут.

Эрика поставила чашку кофе, не сводя острого взгляда с Беловой. Возможно, сейчас в ней говорила усталость, возможно, рассердила манера некоторых людей тыкать более значимой фамилией, но Воронцова уже решительно не собиралась впускать девушку в палату Лескова.

— Екатерина, я же вам ясно сказала: сейчас его навещать нельзя. Вы — не врач, и поэтому в его палате вам делать нечего.

От этого ответа Катя несколько опешила:

— Я его друг.

— Замечательно. Дружите за пределами госпиталя. Здесь вам не детская площадка.

— Но ведь Суворов навещал его. Он заходил вместе с доктором Вайнштейном.

— Насколько мне не изменяет память, вы — медсестра, которая теперь работает на Владимирской?

— Да, — Катя насторожилась. Тон Эрики уж больно ей не понравился.

— Значит, занимайтесь своей работой. Или в госпитале больше не за кем ухаживать?

— Причем здесь ухаживать. Я хочу узнать о самочувствии моего друга.

— Но вы ведь уже узнали у Альберта. С тех пор ничего не изменилось.

— Хорошо. Я могу прийти завтра?

— И завтра вам здесь нечего делать, — в голосе Эрики послышалась сталь. — Когда его переведут в общую палату, тогда и навещайте. Если бы он был вашим супругом, я бы еще поняла вашу настойчивость. Но ваш супруг сейчас на Владимирской, верно?

«Видимо, она тоже в курсе тех слухов», — с досадой подумала Катя. В какой-то момент ей захотелось объяснить Эрике, все эти сплетни не более чем ложь, но потом девушку внезапно охватило раздражение. Кто она такая, эта Воронцова, чтобы перед ней отчитываться.

— Причем здесь супруг? — уже в тон Эрике поинтересовалась Катя. — С Димой мы росли вместе. Он мне, как брат. У вас ведь тоже есть брат, поэтому уж вы-то должны понимать меня.

— Ну если у вас такая крепкая родственная связь, отчего же вы уехали на другую станцию, оставив своего так называемого «брата» одного, в окружении ненавидящих его людей?