Дети победителей - [55]
— Я говорила с Пашей — он согласился на твое условие.
Валентина Павловна Севруг принадлежала к той категории наших людей, которые из великой русской реки сотворили черную «Волгу» — в Горьком, черную икру — в Астрахани, и черный пиар — в Перми. Чтобы делать свою жизнь сладкой, как белый сахар, она искала негров, черных людей, по всему городу. А теперь она возглавляла предвыборный штаб Алохина, который назывался общественно-политическим движением «Наше дело». Дама стояла во главе команды социальных иллюзионистов. Она, бывший секретарь комсомольской организации пермской обувной фабрики, проложила себе дорогу грудью, похожей на бампер белорусского самосвала.
«С каждым днем все радостнее жить…» Я в короткий срок собрал группу газетчиков, которые умели макетировать и верстать номер, редактировать тексты, знали кому заказать материалы и фотографии. А потом занялся созданием творческой концепции газеты, благо что установки кандидата были далеки от психических отклонений: поддерживать здравоохранение, образование, армию и бизнес.
Текст концепции я начал так: «Напечатанное слово, господа, является великой силой. Обратите внимание — в настоящее время электронные адреса и факсы отделов сбыта публикуются даже на конфетных фантиках, более того — номера телефонов проставляются на шоколадной глазури. Это напечатанное слово! А печатное вообще может сделать человека конфеткой, президентом страны или клиентом бюро ритуальных услуг».
Правда, позже я этот абзац вычеркнул — из политических соображений.
Однажды Юрий Георгиевич Шастин, журналист, когда мы торопились с выпуском номера, спросил: «Чего тянешь?», а я ответил: «Думаю». Старший коллега взорвался: «Никогда не думай, когда пишешь!» Мне это стало великим уроком: с тех пор я вообще не думаю — только пью и пишу.
Пиво, говорил Алексей Сиротенко, бывает теплым или холодным — прохладным оно не бывает.
Мы с Лешей потягивали холодный пермский напиток, и я делился с другом грустными мыслями о современной российской действительности. Лешка, родом из Кривого Рога, который недавно стал заграницей, лениво возражал мне:
— Закрытое акционерное общество… Зарегистрированное в закрытом административно-территориальном округе — ЗАТО «Звёздный»… Я тебе так скажу: ЗАТО мы классно стреляем… Есть только одно общество закрытого типа — это СИЗО № 1, городская тюрьма! И мы когда-нибудь зарегистрируем твоего Пашу в этой офшорной зоне. Если не в этой, то в другой, но обязательно в зоне какого-нибудь строгого режима…
Было заметно, что криворожский начал потихоньку распаляться, мрачновато разгораться, как пожар на чеченской нефтебазе. Конечно, у него тяжелая работа, но нельзя же так, все-таки Паша — уважаемый человек, депутат Законодательного собрания области.
— Ты помнишь Рыбакова? — продолжал настаивать разгоряченный друг. — Когда он из Америки прилетел, колонна встречающих прямо на взлетную полосу выехала! Навороченные, в иномарках, с космической связью… И тут мы окружили их — да с БМВ прямо в автозаки побросали. Там они сразу тихими стали, задумчивыми, как махатма Ганди…
— А зачем ты на презентации к этим бандитам ездил?
— ЗАТО мы все знаем… Следим, допрашиваем… Потом предлагаем клиентам ритуальные скидки.
— Да ты следопыт, Леша…
— От слова «след»?
— Нет, от слова «пытка»…
— Эх ты, Оклахома-Сити… Ты хотя бы знаешь о том, что депутат Государственной Думы Российской Федерации Николай Каменев назвал твоего Пашу «подонком»? — прервал меня Леша, который получил уличное воспитание в городе Кривой Рог.
— Как ты можешь, Леша! — возмутился я. — Человек жертвует деньги на здравоохранение — купил для больниц Пермской области 350 «уазиков» для скорой помощи! Помогает хору ветеранов народного образования…
Про «хор» — это я зря… Я заметил, что Леша смотрит в мою сторону как-то мрачно, не очень приветливо смотрит. Мне захотелось съездить по этой неприветливой морде, но я передумал — а вдруг мы после этого поссоримся? Кроме того, Леша повыше меня, метр восемьдесят три, да и в плечах шире. Конечно, я всегда подозревал, что Леша не склонен поддерживать народное образование… Он склонен пить пиво в больших количествах, и при этом называть народных избранников подзаборными словами. Уличное воспитание… Я только вздохнул. Когда у меня появятся порядочные друзья — кандидаты наук, депутаты Госдумы и президенты компаний? Каждый день приходится пить с отбросами общества.
— Пермь всегда была закрытым городом и территорией зон, — рассуждал Алексей, — а теперь они хотят объявить Пермь «свободной экономической зоной»… Скажи мне, разве зона бывает свободной?
Леша начал свою карьеру в особой дивизии имени Дзержинского — давно это было. Туда брали самых рослых и сильных призывников. Он попал в ту самую роту, которая только и делала, что выступала на демонстрациях силы. С утра до вечера шла строевая подготовка. С песней. К сапогам воинов прибивали специальные железные подковки, не до конца, чтоб они щелкали по брусчатке Красной площади на парадах. Солдаты маршировали по десять часов в сутки. В результате вся мочеполовая система опускалась. В запас уходили инвалидами. Но среди этих орлов Лешка оказался самым низкорослым. Один друг научил: Лешка настойчиво стал путать шаг. Добился — его перевели в другую роту.
В книгу известного пермского писателя Юрия Асланьяна «Последний побег» вошла его художественная хроника о службе в конвойных войсках на зоне особого режима в Сибири, представленная тремя повестями — «Сибирский верлибр», «По периметру особого режима» и «Последний побег». Завершает книгу авантюрная проза «День рождения мастера», в которой рассказывается о приключениях группы молодых людей-нонконформистов в середине 80-х годов. Противостояние личности и государственной «машины», необходимость сохранения человеческого достоинства в любой ситуации — вот основная идея, пафос прозаических произведений автора.
Острая и современная проза Юрия Асланьяна — это летопись вишерской земли и памятник ее героям. Автор предлагает читателю детективный сюжет, но в результате расследования на первый план выходят вечные темы — судьба, предназначение, поэзия, верность себе и своему делу, человечность… Под взглядом одинокого Бога все происходящее на дальней северной территории имеет смысл и ничто не проходит напрасно.
Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книгу детского писателя А. С. Зеленина включены как уже известные, выдержавшие несколько изданий («Мамкин Василёк», «Про войну», «Пять лепестков» и др.), так и ранее не издававшиеся произведения («Шёл мальчишка на войну», «Кладбище для Пашки» и др.), объединённые темой Великой Отечественной войны. В основу произведений автором взяты воспоминания очевидцев тех военных лет: свидетельства ветеранов, прошедших через горнило сражений, тружеников тыла и представителей поколения, чьё детство захватило военное лихолетье.
С годами люди переосмысливают то, что прежде казалось незыблемым. Дар этот оказывается во благо и приносит новым поколениям мудрые уроки, наверное, при одном обязательном условии: если человеком в полной мере осознаётся судьба ранее живших поколений, их самоотверженный труд, ратное самопожертвование и безмерная любовь к тем, кто идет следом… Через сложное, порой мучительное постижение уроков определяется цена своей и чужой жизни, постигается глубинная мера личной и гражданской свободы. В сборник «Звонница» вошли повести и рассказы о многострадальных и светлых страницах великой истории нашего Отечества.
Имя Максима Дуленцова относится к ряду ярких и, безусловно, оригинальных явлений в современной пермской литературе. Становление писателя происходит стремительно, отсюда и заметное нежелание автора ограничиться идейно-художественными рамками выбранного жанра. Предлагаемое читателю произведение — роман «Диамат» — определяется литературным сознанием как «авантюрно-мистический», и это действительно увлекательное повествование, которое следует за подчас резко ускоряющимся и удивительным сюжетом. Но многое определяет в романе и философская составляющая, она стоит за персонажами, подспудно сообщает им душевную боль, метания, заставляет действовать.
В книгу вошли три документальные повести и две статьи, посвященные трагической судьбе и гибели великих национальных поэтов России. В документальной повести «Сердечная и огнестрельная раны Пушкина» рассказывается о последних месяцах жизни Александра Сергеевича, тяжелой преддуэльной ситуации, которая сложилась в январе 1837 года, о коллективной травле поэта голландским посланником Геккерном и «золотой» молодежью Петербурга. Скрупулезно раскрыты условия и ход дуэли между А. С. Пушкиным и Ж. Дантесом, характер ранения поэта, история его последней болезни.