Дети леса, дети звезд - [47]

— Ну никто не мешает познакомиться и выяснить все самим, — подытожил Грин. — Если, конечно, есть интерес.

Тесс вздохнул.

— Интерес есть. Но и там, и там это будут люди не лишенные власти, а с такими лучше знакомиться, уже зная хотя бы примерно, на что они похожи. Впрочем… — Серазан рассеянно огляделся. — …это дело будущее. У Старра прочие истории все были подобны этой?

— Да нет, все такие, — пожал плечами Грин.

Серазану осталось лишь снова вздохнуть — разочарованно.

— Значит, более-менее ценное все… Ну и хорошо. Новое — все запомнили? Старого что вспомните — говорите. А на сегодня, пожалуй, сеанс работы головами окончен.

Глава 12

Со следующего дня зарядили дожди, уже по-настоящему осенние и промозглые. Длились они почти неделю, и всю эту неделю — ежедневно — Тесс вручал Грину бластер и выводил на учебные стрельбища. Грин сначала терпеливо мок в холодном тумане, чихал, фыркал, прожег немало тряпок, потом тихо возмущался себе под нос, а под конец даже один раз сообщил вслух, что бегать и стрелять, как делают все мабрийцы, он уже умеет.

— Бегать и стрелять? — прищурился Тесс. — Юноша, я не ставлю перед собой цели сделать из вас мабрийца, тем более что там не бегают, а летают. Кроме того, мне куда важнее, чтобы никто не сумел подстрелить вас. Давайте-ка вы попробуете заодно уворачиваться. Убивать я вас все равно учить не хочу.

В конце недели тренировка состояла уже в том, что Тесс одновременно кидал в Рона шишку, а в другую сторону — тряпку, и надо было одновременно увернуться от шишки и попасть в тряпку. При этом Тесс и Грин постоянно двигались по лесу, Тесс — азартный, как дух разрушения, а Грин увлеченный, пыхтящий и палящий в белый свет, как в копеечку.

За «свет» Серазан ученика особенно сердито ругал. Полигон полигоном, там можно мазать и лупить во что попало, а тут — деревья! По деревьям, живым и даже еще не совсем спящим, попадать не рекомендовалось категорически. По мертвым — засохшим — если таковые вдруг попадутся, тем более. По траве и листьям, даже сырым, чтобы не сказать плавающим в лужах — тоже. Падать во все это мордой, впрочем, было разрешено. Вокруг дома не осталось таких луж, в которых бы Грин не искупался.

Передышка наступила только когда распогодилось. В первое же солнечное утро Тесс, как всегда, ушел на охоту, а Рон остался постигать электротехнические премудрости по учебнику.

Вернулся Тесс, тоже как всегда, из леса к закату, притащив полдюжины птичек. Под внимательным взглядом гревшегося в последних лучах кота отстегнул добычу, вместе с ремнем повесил на перила крыльца, сам ушел в дом, а когда вернулся, кота уже не было, только клок недолинявшей шерсти на столбике перил. Птички, впрочем, оставались на месте, и ими надо было заняться…

Наутро Тесс с Грином обнаружили на крыльце шесть мышек ровным рядком. И кота, взъерошенного и одновременно замерзше-нахохленного.

Переглянулись, Тесс хмыкнул, но ничего не сказал.

Кота, впрочем, привычно погладил, а потом за утренними заботами, естественно, напрочь забыл о подношении. Вот только погода вновь позволяла шататься по лесу, и под вечер Серазан снова вернулся с фырчами.

К утру кот снова порадовал хозяев мышами в количестве добытых Тессом птиц.

Кажется, это означало соревнование…

Тесс, разумеется, принял вызов — и пропал в ежедневных охотничьих вылазках окончательно, всерьез вознамерившись выяснить, сколько нужно принести фырчей, чтобы кот не осилил задачу или хотя бы сбился со счета. Состязание это было очень полезно с точки зрения предстоящей зимовки, но возможностей приглядывать за учеником мастеру поубавило так основательно, что можно было даже сказать, что лишило их почти совсем.

Грин в «охотничьи дни» оставался дома, терпеливо обрабатывал добычу Серазана, заботливо готовил все, что можно было приготовить на зиму. Корнеплоды он прикопал в сухой песок, засолил чан явно некондиционной капусты, проверил крышу амбара и опять с головой ушел в книгу. Парень закопался в различия между постоянным и переменным токами, уяснил себе предназначение вот «тех бусинок», которые оказались резисторами, поперебирал платы, оставленные Дорром, и, наверное, только уважение к мастеру Тессу и опасение где-нибудь напортачить в одиночку не дало ему схватиться за паяльник и попробовать поиграть с новыми знаниями.

Вещи мира Тесса очень сильно отличались от того, к чему привык Грин, а привык он к тому, что каждая вещь, исходящая из человеческих рук, индивидуальна и несет четкий, хорошо читаемый отпечаток личности создателя. Вышивки, рисунки, резьба, витражи. Мир вокруг был пронизан скрытыми посланиями.

Вещи Тесса такими свойствами не обладали. Даже тот же бластер, который натер Грину ладонь до мозоли, снаружи казался всего лишь угловатым куском металлопластика. Зато под гладкими крышками и обтекаемыми кожухами скрывался целый мир, вполне доступный для понимания и оттого интересный. Была бы воля Грина, он делал бы оболочку мабрийских вещей прозрачной, чтобы красота была видна сразу.

Впрочем, о металлопластиках Грин тоже прочитал, и тем более ужаснул его тот факт, что этот материал практически вечен. Грин привык к тому, что все умирает, даже камни рассыпаются в песок. Пластик в этом отношении казался юноше кощунством. Он понимал пользу, но все внутри протестовало против того, что вещь, предназначенная для убийства, может пережить столетия, и работать безотказно. Когда Грин задумывался о том, каким может быть мир Тесса, то ему представлялись вот такие вот пластиковые скалы, бесконечно высокие, обтекаемые, правильной формы, обвитые проводами, а между ними летают люди, время от времени ругаясь и швыряясь друг в друга огнем.