Дети Кремля - [118]

Шрифт
Интервал

Случайно получился необычный трехтомник сыновней любви. Если заняться специальным исследованием всех трех книг, сопоставлениями фактов и событий, приведенных в них, можно увидеть множество противоречий, нестыковок, несоответствий, но, приведя их в некий порядок, нетрудно понять: история замарала всех. И чем больше сыновья убеждают общество в невиновности отцов, тем виноватее выглядят отцы в их пристрастных интерпретациях.

* * *

Строки из книги Серго Берия: «Наверно, это странно звучит, но мой отец был очень мягким человеком. Странно, потому что за последние сорок лет столько написано о допросах, которые он якобы проводил в подвалах Лубянки, о его нетерпимости к чужому мнению, о грубости. Все это, заявляю откровенно, беспардонная ложь.

Это по его мнению (в архивах есть его записка в Политбюро и ЦК по этому поводу) был наложен запрет на любое насилие над обвиняемым. Это он сделал все, чтобы остановить колесо репрессий, очистить органы государственной безопасности от скомпрометировавших себя активным участием в массовых репрессиях работников…

А тысячи и тысячи честных работников продолжали бороться с уголовной преступностью, как и прежде, работали в разведке и контрразведке…

Почему партия, вернее, ее высшее руководство расправилось с моим отцом? Потому что он затронул святая святых советской номенклатуры — основу Системы. Говорю так не для того, чтобы перед кем-то оправдать своего отца. Свои ошибки он знал и вину свою знал — она тоже была, — потому что нет особой разницы, разделяешь ты взгляды тех, с кем находишься в руководстве страной, или нет, голосуешь за что-то из личных убеждений или в силу каких-то обстоятельств. Да, мой отец не подписывал расстрельные списки, как это делал Ворошилов, не проводил массовые репрессии, как Каганович или Маленков, Хрущев или Жданов, но коль он был одним из членов политического руководства, ответственность безусловно лежит и на нем, на каждом из них. Он ведь и хотел, настаивая на созыве очередного съезда, справедливой оценки деятельности и своей, и коллег.

…После смерти Сталина отец все еще надеялся, что даже в условиях существующей Системы что-то можно изменить. Понимали, что необходима смена курса, и те, кто работал вместе с ним, — Хрущев, Маленков и остальные. Но пойти на кардинальные перемены они не могли, потому что, убрав партийное начало в руководстве страной, как того требовал отец (выделено мной. — Л.В.), они сами бы оказались в оппозиции к всесильному во все времена партийному аппарату«.

Вот что пишет о своем отце Андрей Маленков:

«Судьба Георгия Максимилиановича — не только судьба человека, принявшего условия жесточайших олигархических игр и действовавшего согласно этим условиям (а именно так и только так преподносится он во многих публикациях), но, как я твердо убедился, сопоставив документы, прежде всего история человека, постоянно пытавшегося — и порой не без успеха! — перебороть обстоятельства и, насколько было возможно, повернуть их во благо народу, государству, отдельным людям. И если бы не это противоборство, которое исподволь, а то и открыто, велось отцом против сталинских сатрапов, то не сохранить бы ему душу живую, не выйти после смерти деспота с теми выстраданными втайне еще при нем, поистине демократическими реформами, которые стали первым шагом к краху тоталитарного режима, и не быть бы ему низвергнутым в 55-м году и отторгнутым системой в 57-м, когда его реформы впрямую затронули кастовые интересы правящей верхушки».

А вот слова Сергея Хрущева: «Отца чрезвычайно волновала проблема власти, ее преемственности, создание общественных и государственных гарантий, не допускающих сосредоточения власти в одних руках и тем более злоупотребления ею. Одной из ключевых проблем были выборы депутатов трудящихся. Вместо существовавшей системы выдвижения одного кандидата отец предлагал выдвигать нескольких, чтобы люди могли свободно выбрать лучшего; так появлялась реальная зависимость депутатов от избирателей…

Установление социальной справедливости за счет привилегий носило скорее морально-этический характер, поскольку решение экономических проблем от этого не зависело. Удовлетворить потребности в товарах можно было только их производством в достаточном количестве и нужного качества, а не за счет перераспределенных благ.

Принятые решения безмерно озлобили тех, кому грозило лишение привилегий. И что немаловажно, не только их самих, но и их жен (выделено мной. — Л.В.). Все это, в свою очередь, сыграло не последнюю роль в падении Хрущева«.

* * *

Цитировать из книг сыновей можно без конца, сопоставляя, сталкивая факты, события, мнения и предположения.

Можно найти у всех троих авторов множество противоречий самим себе, к примеру: когда, показывая Маленкова неприверженцем Сталина, его сын оговаривается: «Сталин был уверен в личной преданности ему Маленкова». Не говорю уже об оговорках Серго Берия и Сергея Хрущева — их книги намного толще книжки, почти брошюры Андрея Маленкова.

Но при долгом чтении всех трех книг в какой-то момент, во всем этом хаосе суждений и защитительных слов начинает проступать одна простейшая, как амеба, мысль: если Берия, Маленков, Хрущев хотели демократии, улучшения условий жизни народа, прав и законов цивилизованного общества, почему они не договорились? Не потому ли, что каждый хотел САМ воссесть и править? И насаждать свою «демократию», словно картошку при Екатерине? Картошка-то прижилась, но человек не картошка. Сила власти, воля силы не могли остановиться. Жестокие и жесткие амбиции, как всегда в человечестве, оказались превыше здравого смысла.


Еще от автора Лариса Николаевна Васильева
Кремлевские жены

«Кремлевские жены» — это художественно-публицистическое исследование о с виду завидных, а по сути нелегких судьбах женщин, которым выпала доля быть женами «вождей» нашего народа, делить с ними кров, стол и ложе. Читатель сможет познакомиться со своеобразным «треугольником» Ленин — Крупская — Инесса Арманд, узнает о трагической судьбе жены Сталина — Надежды Аллилуевой. Перед ним предстанут узницы сталинских лагерей — жены Молотова и Калинина. Приоткроется завеса тайны над сложной и во многом загадочной жизнью Нины Берия.


Альбион и тайна времени

«…Книга эта о стране, которая столько раз была описана авторами разных эпох и, наверно, всех литературных жанров, удивляет как новое открытие Англии.У ровесников Ларисы Васильевой до «Альбиона и тайны времени» не было «своей» книги об Англии. Но она должна была появиться. В ней — настойчивый поиск того, какие духовные качества, культурные ценности, глобальные задачи и т. д. могут стать основой дружбы между народами. И не только поиск, а утверждение найденной основы».


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.