Дети кицунэ - [3]

Пока старшие ушли далеко вперёд, мы с Такеши замедлились. Хотели найти счастливые монетки, которые, говорят, некоторые богачи разбрасывают вместе с зёрнами.

– Думаешь, они вообще существуют? – смеялся Такеши.

– Конечно! – бурчала я, старательно разглядывая россыпь бобов под ногами. – Найдём одну – и всю жизнь бед не увидим. Дядя же однажды нашёл.

– Одной монеткой от зла не убережёшься…

Я лишь цокнула языком. Очень скоро на улице раздался грохот – со стороны театрального квартала, тоже торопясь в центр, направлялась шумная процессия артистов. Эта компания играла особенную роль. На празднике они исполняли роль тех самых демонов – о́ни и ёка́ев, которых прогоняли горожане.

– Спорим, отгадаю всех? – хмыкнула я, кивнув на актёров.

– Да ну? – Такеши вскинул бровь. – И готова поставить пять мон[3]?

Я стянула с пояса связку монет – на одном шнуре было насажено как раз десять мон. Дядя втихаря, чтобы не разозлить мать, подсовывал их в качестве подарков на праздники. Такеши в ответ показал свои запасы. Ставки сделаны – время решать, кому придётся отдать свои деньги.

– Что ж, показывай, что знаешь.

Первым шёл грозный высокий детина, облачившийся в соломенную шубу, деревянную рогатую маску с клыкастым оскалом и высокие деревянные сандалии (их мы одобрили – во всём городе изготавливал такие только дядя, а значит и прикупили эту красоту у него). Он грозно рычал на случайных прохожих, махал кулаками и топал своими тяжёлыми подошвами, а в ответ получал щедрые горсти фасоли – «Демоны вон! Счастье в дом!».

– Демон-они, – твёрдо заявила я.

– Твоя правда, – буркнул Такеши.

Вторым шествовал оннагата – мужчина, играющий женскую роль. Кто-то решил, что «женщинам непристойно играть в театре», поэтому за них играли специально обученные актёры, в точности повторяющие голос и манеры. Конкретно этот нарядился в длинное белое кимоно, украшенное бумажными снежинками, и надел чёрный парик. Лицо закрывала маска – умиротворённая молодая девушка.

– Юки-онна, – сообразила я. – Снежная дева.

Угадала. За Юки-онной следовал такой же оннагата, нацепивший соломенную накидку, напоминающую звериную шкуру, и острые кошачьи уши. На костлявых пальцах с наклеенными бумажными когтями болтались жутковатые куклы в виде скелетов – об этих тварях поговаривали, будто бы они могут поднимать мертвецов.

– Оборотень-кошка. Бакэнэко.

– С кошкой любой дурак справится. А ты следующего угадай.

Здесь пришлось поднапрячься. На этот раз, роль была мужская, и костюм актёр нацепил соответствующий – штаны, хаори, крестьянская соломенная шляпа… Только на маске не было лица. Как будто забыли хоть что-то нарисовать. В полумраке это зрелище выглядело жутковато, и я быстро вспомнила, когда испытывала такое же ощущение. Читала ведь историю о человеке без лица.

– Отдай мне своё лицо! – вопил актёр, обращаясь к прохожим. – Отдай мне своё лицо!

В ответ – всё те же горсти бобов.

– Демоны вон! Счастье в дом! – кричали люди, не жалея сои.

Я поднатужилась – длинное слово вертелось на языке, но всё никак не хотело вспоминаться. На кону стояли мои пять мон, и отдавать их так просто, да ещё и в праздник, хотелось меньше всего.

– Нопэрапон! – наконец, выкрикнула я. – Нопэрапон – демон без лица!

– Да что ты такая умная?! – засмеялся Такеши, не глядя швырнув в актёра горсткой бобов. – Я почти выиграл!

– А дальше идёт тэнгу.

Тэнгу – актёр с ярко-красной длинноносой маской, соломенными крыльями, выкрашенными в чёрный, и высокими сандалиями в виде птичьих лап, – маршировал следом. В руках он нёс хвойные ветки и разноцветные погремушки из шишек, а высоко над головой держал огромного бумажного змея. Их всегда хватало на Сэцубуне.

Дальше была парочка болотников-капп, напоминающих помесь лягушки и черепахи, за ними неуклюже топали домовята дзасики-вараси, в которых нарядили низкорослых мальчишек. Мелькнуло ещё несколько демонов-они, осыпанных фасолью с головы до ног, горная ведьма Ямауба – старая карга с чудовищным лицом, – несколько лесных духов ко-дама (каждый представлял своё любимое дерево) и нахальный тануки – енотовидная собака, после долгих лет жизни научившая колдовству. Перед Такеши уже маячило поражение.

– Хорошо, – буркнул он, тряхнув связкой монет. – А это тогда кто?

Замыкал шествие, как мне показалось, ещё один оннагата. На нём не было парика – только рыжие уши на самой макушке. Из-под кимоно выглядывал накрахмаленных хвост, руки и плечи украшали бумажные гирлянды. Лицо скрывала маска в форме лисьей морды.

– Проще простого, – усмехнулась я. – Кицунэ. Лиса-оборотень.

– А вот и не правда, – заторопился Такеши. – Хитогицунэ.

– Хитогицунэ?

– Если оборотень-лиса женского пола, то это кицунэ. А если мужского – хитогицунэ.

– Может быть и так, но это точно кицунэ.

– А я говорю, что хитогицунэ.

Я не выдержала и нагнала процессию. Такеши бы просто не хватило смелости заговорить с незнакомцем – он-то и при дяде редко рот открывает. А мне было важно знать правду.

– Простите, господин актёр, – затараторила я. – А вы кицунэ или хитогицунэ?

Актёр гордо вскинул голову.

– А по мне не видно? – важно отозвался он. – Хитогицунэ, конечно же.

Вернулась я уже не в таком весёлом настроении. Братец за это время успел о чём-то задуматься, туповато уставившись перед собой. Я молча развязала связку монет и отвесила ему проигранные пять. Принял, даже не взглянув. Заметив, что людей становится всё больше, он заторопился уйти – найти старших, пока не началась церемония в храме. Вслед нам доносились крики ещё громче: «Демоны вон! Счастье в дом!».