Дети кицунэ - [2]

– Племянники, как всегда, за работой, – усмехнулся дядя. – Молодцы, все в мать.

– А Харуко даже постигает труды самого Конфуция, – медовым голосом протянула мать. – Мудрого человека.

– Книжки у разносчика выпросила?

– Да, дядюшка.

– Прекрасно, племянница, прекрасно. Умная жена – достойный собеседник своему мужу.

Мать довольно улыбнулась – и как у неё лицо от таких улыбок не болело? – дядя присел за небольшой столик. Наступило моё время – если в дом приходит гость, обслуживать его должна самая младшая.

– И о чём ты будешь бедовать с десятью котами? – шепнул Такеши.

Я только ткнула его локтем в бок. Рядом с дядей дурачиться нельзя – воспитанной девушке полагается держаться скромно и тихо, а не скалить зубы. По крайней мере, так учила мать. Она говорила, что даже при таких близких родственниках мы с Такеши должны выглядеть пристойно. Иначе – позор. А позор серьёзный будет пострашнее смерти…

Встала, вышла из комнаты. В маленькой кухне с очагом и заготовленными на праздник вкусностями было намного теснее и теплее. На стареньком крюке, свисающем прямо с потолка, висел ещё горячий чайник, за утеплёнными на зиму стенами шумела улица. Я осторожно приоткрыла дверцу и выглянула – щёки кольнул лёгкий холодок. На голых деревцах, которые, как рассказывал Такеши, посадил ещё отец, лежали тонкие снежные простынки. Сюда бы поэта – накрапал бы стишков на целый сборник…

– Простыть не боишься? – послышалось за спиной.

Такеши прошёл на кухню и, как он думал незаметно, стянул рисовый шарик.

– Я думала, дядя с тобой болтать будет, – хмыкнула я. – Или что? Ещё не время для бесед «Скоро ты станешь настоящим мужчиной»?

– Ну, по его мнению, в свои семнадцать я уже мужчина. А вообще, меня попросили «принести благовония».

– Благовония? А-а, родне нужно посекретничать…

Такеши кивнул. Мы давно запомнили – если во время беседы мать просит принести благовония (которые, впрочем, мы всегда носили собой, в маленьких деревянных ожерельях, доставшихся ещё от отца), она просто хочет ненавязчиво выпроводить лишних из комнаты, и нужно недолго пошататься где-нибудь некоторое время. Так, чтобы всё прошло гладко и правильно.

– Такеши, ты в порядке?

Он медленно подошёл к очагу. Выглядел неважно, но улыбку выдал – нашу семейную, фальшивую и слегка натянутую. Братец показывал её довольно часто. Особенно старался, когда приходилось выбираться на улицу или встречать гостей – в общем, сталкиваться с чужаками. Меня это пугало. И даже странная особенность Такеши – братец запросто мог сунуть руку в огонь, не получив никаких ожогов, – казалась на этом фоне не такой уж и жуткой. Я молча пронаблюдала, как он мешает угли под чайником, как обтирает абсолютно целую руку о тряпку, как смотрит на языки пламени. Напряжение в комнате стало совсем уж тяжким.

– Да, в порядке, – наконец, ответил братец. – Просто на этот Сэцубун идти не хочу.

– У меня такое чувство, будто тебя злят все, кроме нас с матерью. Ты так однажды заляжешь дома, как в норе, и больше не выйдешь никогда.

– Да ну?

– А как ещё? А на этом празднике… Слушай, а может сегодня ты себе друга найдёшь? Или даже какую-нибудь девушку… Отец ведь был ненамного старше тебя, когда женился.

– Ага, ты только представь. Найду себе какую-нибудь девицу с белым лицом и кривыми ногами, женюсь, у нас появятся дети, а потом просто погибну в лесу, и моя вдова будет постоянно повторять: «Вы меня совсем не жалеете, совсем не жалеете». А что? Буду, как отец.

– Такеши, не говори так…

– Меня всё устраивает так, как есть. Главное, что наши с дядей работы кто-то покупает, а остальное не касается.

– Если тебя когда-то дразнили мальчишки, это не значит, что…

– Хватит, – Поняв, что прозвучал слишком грубо, он смягчил тон и вяло улыбнулся. – Лучше принеси дяде чай, пока кое-где злиться не начали.

* * *

О чём мать секретничала с дядей, можно было догадаться. После недолгого чаепития меня отправили в комнату – переодеться к празднику. Привычное серое кимоно сменилось «живописно-синим» (интересно, где дядюшка вообще понабрался таких фразочек?), волосы собрались в неуклюжий пучок. Родня парочку раз намекнула, что в таком виде было бы неплохо как бы невзначай показаться перед семейством книгопечатника с севера города – его старший сын, «наследник всего хозяйства и очень даже приятный молодой человек», как раз подыскивает себе невесту. Так что, скорее всего, мне уже начали присматривать жениха. Пока что несерьёзно, почти в шутку, но потом…

Кажется, придётся взрослеть. Как бы не хотелось закопаться в книжках с любопытными «закорючками».

И почему у меня такое плохое предчувствие?

Все праздничные ритуалы начались дома. Мы раскрыли камидану – домашний алтарь, посвящённый духам, – и дядя, приговаривая «Демоны вон! Счастье в дом!», разбросал возле неё жареные бобы. Нас с Такеши, чтобы год выдался удачным, заставили съесть эти зёрнышки по числу лет – мне полагалось пятнадцать, а братцу уже семнадцать, – после чего, накинув вещи потеплее, мы с чистой совестью выбрались на улицу.

Город погрузился в сумерки. Деревянные дома, выстроившиеся вдоль узкой улочки, озарял свет разноцветных бумажных фонариков, к центру стекались люди, а под ногами уже хрустели разбросанные кем-то бобы – Сэцубун без них не обходился. Чем больше, тем лучше.