Дети капитана Блада - [4]

– Вы сами приказали мне позаботиться о безопасности мисс, Ваше Превосходительство, – сказал Джон, дерзкой улыбкой уничтожая всю почтительность своего обращения. – А безопасность всадника – в его умении, умение же достигается только муштрой. Вам ли того не знать?

– Тебе виднее, но ведь она же еще ребенок!

– Сто-ой! Соберите лошадь, мисс. Галопом – марш!

Бесс прекрасно знала, что у нее не получится. Она подобрала поводья и тронула лошадь хлыстом – та пригнула голову и ударила задом. Лошадка была готова продолжать в том же духе, однако Джон ловко достал ее длинным бичом. Кобыла, прижав уши, понеслась по кругу, а Бесс, откинувшись назад, изо всех сил повисла на поводе.

– Ваша дочь, сэр, достаточно энергична и тверда, чтобы справиться с лошадью, когда та сопротивляется, – пояснил старик как ни в чем не бывало, – но ведь главное в езде – умение не вызывать лошадь на сопротивление, когда в том нет нужды. Правильное сочетание побуждающих и сдерживающих мотивов, сэр! Если хотите, это даже не искусство, это – философия. Шаа-гом!

– Я запомню, – сказал отец.

– Вот, скажем, майор Мэллэрд…

– Позволь напомнить тебе, – холодно произнес отец, – что майор – жеребчик не из твоей конюшни. С милейшим майором я как-нибудь разберусь сам, и, надеюсь, у меня хватит и энергии, и твердости.

– Ну-ну. Вы отчитали его – воля ваша, конечно – но…

– Интересно, почему весь дом в курсе этой истории?

– Это все потому, что в вашем кабинете большое французское окно. С таким же успехом вы могли бы публично высечь майора на площади перед церковью. Теперь он клянется, что никогда вам этого не забудет.

– Ну что он может сделать? – с досадой в голосе спросил отец.

– А вы уверены, что сами-то чисты перед законом?

– В конце-то концов, главное, чтобы в этом было уверено мое начальство, – с легким раздражением заметил отец.

– Вот в том-то все и дело, – протянул Джон.

– Слушай, Джон, уж не поменяться ли нам местами? Я вижу, что ты лучше моего знаешь, как управлять этим островом.

– Это было бы ужасно, сэр… – с чувством произнес Джон.

– Ну то-то!

– …я про лошадей, сэр… Мисс, р-рысью! Короче повод…

Отец призвал чуму на голову Джона, однако Бесс не услышала в его голосе обычного воодушевления, и ушел он с весьма задумчивым видом.

Потом Бесс часто вспоминала этот разговор. Когда ей было четырнадцать, папа внезапно уехал в Лондон. Делами теперь заправлял тот самый Мэллэрд, теперь уже полковник. Через год после этого у Бесс исчезла гувернантка, а еще через полгода – и пони. Бесс с матерью по-прежнему жили в губернаторском доме, однако со временем пришлось рассчитать большую часть слуг, расстаться с китайским фарфором и столовым серебром. Конюшня стояла пустая. Барбадосские плантации давно – со времен смерти дедушки Вильяма – почти не приносили дохода, и денег на содержание дома постоянно не хватало. Бесс повзрослела. Больше всего ей хотелось вернуть отца – тогда бы все беды кончились. Однако папа прочно заштилел за океаном, и редкие письма лишь ненадолго рассеивали ее тревогу.

Она частенько забегала проведать Волверстона – его кабачок «У одноглазого Нэда» был по-прежнему популярен в городе. Разумеется, она заходила не через общий зал, но и так эти визиты были, с точки зрения дам Порт-Ройяла, вопиющим нарушением приличий. Однако Нэд оставался ее единственным другом. Сидя с ним в задней комнатке, куда едва доносился гомон общего зала, Бесс рассказывала старому пирату о своих проблемах или, гораздо чаще, расспрашивала об отце. Нэд понимал, в чем тут дело: девочка выросла, и ей не хватало уже детских воспоминаний. Ей хотелось знать что-то еще, а что – она бы и сама не сказала. Ну и, конечно, она скучала по отцу и волновалась за него. Отсутствие писем пугало ее все больше. Нэд, как мог, успокаивал ее, хотя и сам не очень-то верил своим утешениям.

– Не горюй, Бесс, – говорил он. – Твоего отца не так-то просто пустить ко дну. Лондон, конечно, место гнилое, да только даже плантации проклятого Бишопа – то есть, извини, твоего двоюродного дедушки, – и те не свели его в могилу. Или тогда, в девяносто втором: все же его уже, считай, и похоронили, так ведь выбрался он, через две недели вышел и людей вывел. Ты-то, наверное, этого не помнишь, совсем малышкой была…

Бесс ненадолго успокаивалась, но через день-другой прибегала снова.

Арабелла старалась скрывать от дочери свою тревогу. Совершенно напрасно, – думала Бесс. Мама не хотела пугать дочь, – а ведь Бесс и сама прекрасно все понимала. Насколько было бы легче, если бы можно было поговорить, тихонько поплакать вместе. Но Арабелла замкнулась, и говорить с ней об отце было невозможно.

Наконец, настал день, когда денег не стало совсем, их едва хватало на существование. Слуги разбегались, и дикие перцы в саду больше никто не поливал. Мать заложила все, что смогла. Дальше была нищета. И Бесс решилась.

Деньги на поездку ссудил тот же дядюшка Нэд: его кабачок, в отличие от барбадосских плантаций Арабеллы, процветал.

– Конечно, было бы проще сесть на какое-нибудь английское или голландское судно, – сказал Нэд. – Да только сезон кончается – все они уже на полпути домой. Есть, правда, выход: испанский флот, как всегда, запаздывает, можно перехватить какой-нибудь галеон в Картахене, или Порто-Белло, или Гаване. А на рейде как раз стоит «испанец» – комендант разрешил ему заменить здесь треснувшую мачту. Надо думать, не задаром. Кстати, они уже кончают. Так вот, этот их сторожевик везет почту и груз в Порто-Белло, и испанский галеон будет его дожидаться. Оно и к лучшему: их караваны хорошо охраняются. Попробуй поговорить с капитаном.